. Среди англоязычных марксистов – от Р. Г. Тоуни до К. Б. Макферсона и Кристофера Хилла – существовала традиция изображать Харрингтона буржуазным идеологом, как и всех остальных его современников
1374; в ответ на это я заметил, что определение «собственника-индивидуалиста» в трактовке Макферсона больше подходит Мэтью Рену, противнику Харрингтона, чем ему самому
1375. Для моего тезиса важно, что речь идет о периоде, когда напряжение между землей и торговлей разрешалось в республиканской теории в пользу земли, а не торговли. Однако никак нельзя говорить о «моменте Макиавелли», когда недолговечная английская республика стояла перед выбором между аграрными и коммерческими ценностями, и я не утверждал, что такой момент существовал
1376. Харрингтон лишь полагал, что передаваемая по наследству земельная собственность – более надежное основание для граждан республики, чем движимое имущество, покупаемое и продаваемое на рынке, и считал, что республика должна расширять свою земельную основу, чтобы успевать за развитием торговли. Он развивал тёрнеровскую «теорию фронтира» до того, как та была сформулирована, а неведомый Макиавелли спор между добродетелью и торговлей только начался.
Мое прочтение Харрингтона подверглось наиболее упорным нападкам в той части, где я утверждал, что он стремился сделать основой своей идеальной (но английской) республики добродетель активного гражданина. Он много писал – больше, вероятно, чем я уделил этому внимания, – о понятии интереса и способах превратить личный интерес в интерес всеобщий. В его трудах встречаются фрагменты, где республиканские институты изображаются как механизмы, заставляющие людей поступать добродетельно, когда их природа уже лишена добродетели; кроме того, он и вовсе странным образом предлагает разделить речь и действие, передав первую функцию немногим, которые должны обсуждать, но не решать, а вторую – многим, которые должны решать, не обсуждая. По этой причине Джонатан Скотт неоднократно утверждал, что Харрингтон являлся не республиканцем, а эксцентричным последователем Гоббса и, возможно, был не в своем уме, а его утопия – своего рода безличный Левиафан, существующий во множестве проявлений и предназначенный для того, чтобы вынудить людей к повиновению, на которое они никогда бы не согласились добровольно1377. Скотт и ряд других исследователей весьма кстати напомнили нам, что существовало множество разновидностей английского республиканизма (надеюсь, у читателей не сложилось впечатления, что вариант, предложенный Харрингтоном, я считаю единственным, но если бы так произошло, это бы мало что изменило); полный спектр этих модификаций подробно рассмотрены Блэром Уорденом в ряде его работ