; как описанный у Локка роспуск народом своего правительства использовался применительно к совершенно иной цели – разрыву связей с другим народом
1406; и существовавшее в то время незаурядное эксцентрическое суждение о революции, сторонники которого отвергали ее как следствие одной лишь пагубной философии Локка
1407. Не думаю, что во время работы над «Моментом Макиавелли» я преуменьшил его значение или стремился это сделать. Впрочем, некоторые критики до сих пор рассуждают так, словно Локк нуждается в защите от моей книги
1408. Я пытался определить его роль; определить – значит очертить, но не преуменьшить.
Пожалуй, отчасти речь идет о методологической трудности. Историкам часто не удается на практике применять диалектическое мышление, которое они должны изучать; каждый тезис они воспринимают так, будто он должен полностью разъяснить определенную область знаний, противопоставляют его другому положению, относительно которого утверждается то же самое, и соединяют их отрицательной связью, построенной по принципу «или – или», «больше… чем» или «от… до…». Возможно, это объясняет любопытную привычку в ответ на любое утверждение, что Локк чего-то не сделал, заявлять: зато он сделал нечто иное, а наша цель должна заключаться в том, чтобы соотнести роль, которую играли его работы или его система взглядов, с ролью других работ и других взглядов. А значит, необходимо рассматривать Основание Америки как разговор с самим собой о противопоставленных друг другу ценностях, – каковым, по общему мнению, он и являлся. Вполне возможно, что Локк играл в указанном диалоге важную роль, но совершенно ни к чему превращать его в дискуссию, участники которой высказывались бы исключительно за или против Локка, выражая взгляды, схожие или несхожие с теми, что можно найти в его текстах. Здесь возможно еще одно объяснение, скорее идеологическое, чем методологическое, связанное со стремлением оградить и защитить Локка, свойственном некоторым американским историкам. Сформировалась привычка относиться к полемике, частью которой стал «Момент Макиавелли», как к дискуссии между «республиканским» и «либеральным» толкованиями Конституции США и основанной на ней культуры1409, в которой Локк выступает святым покровителем и отцом-основателем американской гражданской религии под названием «либерализм». Считается необходимым подчеркивать, что «либеральному» гражданину достаточно знать свои права и активно их отстаивать, тогда как «республиканская» теория требует проявлений «добродетели», сочетания автономии и преданности, с которым не вполне соотносится концепция некоего носителя прав. Здесь мы снова приближаемся к напряжению между «позитивным» и «негативным» понятием свободы, о котором уже говорилось ближе к началу этой статьи. Я представлял революционное мышление как явление, основанное на страхе перед «коррупцией», способной привести к потере «добродетели» (а значит, и свободы), и это воспринималось так, будто я отрицаю ту меру, в какой оно также строилось на перечне прав, в чем, по-видимому, и заключается вся суть «момента Локка». Я сделал акцент на «республиканской» составляющей, так как считал, что за ней стоит история, на которую следует пролить свет. Впрочем, из самой концепции «момента Макиавелли» необходимо вытекает, что в одном действии должны соединяться разнородные принципы, которые, вероятно, нельзя окончательно примирить.