.
Августин утвердил решительный разрыв между секулярной историей и эсхатологией. Его последователи отводили свой взор от перипетий повседневной жизни, отдавая предпочтение вечному, видя в текущих политических делах проявления обычая или случая. Град земной не заслуживал надежд и преданности, а добродетель направляла человека от мирского к божественному. Средневековый ум внимательно следил за проявлениями благодати и знаками грядущего Апокалипсиса, явленными в настоящем, релевантном только как пролог к великому будущему по ту сторону времени. История служила собранием анекдотов и случайных событий, собрать которые в осмысленное целое могли только пророки или божественный разум. В эпоху Ренессанса возникает новая конфигурация, открывающая возможность осмысления политических перипетий как последовательной «истории». Сочувственное прочтение трактатов Аристотеля, Цицерона, Саллюстия или Полибия политической элитой в неустойчивых торговых республиках Северной Италии и затем в коммерческой империи Великобритании и экспериментальной американской республике, искавших лучшего политического устройства, возвращало актуальность античному секулярному идеалу vita activa.
Аристотелевский язык гражданских добродетелей ставил перед Макиавелли и его современниками проблему: как установить аристотелевскую конституцию в торговой республике, потерявшей устойчивость и тридцать лет находившейся в перманентном кризисе с постоянной сменой режимов. Ответом на вызов и четкое осознание хрупкости общественного порядка и свободы становятся несколько рецептов: выдвижение на первый план индивидуальной добродетели лидера, способного действовать без опоры на обычаи и добрые нравы, институционализация борьбы за власть между народом, элитой и государем, обеспечивающая свободу, и заведомо врéменная ставка на гражданскую добродетель, противостоящую Фортуне и коррупции. В более поздний период различные образы коррупции («государственный кредит», «патронаж» и «постоянная армия») окончательно вытесняют Фортуну в языке наследников республиканской традиции в Англии и США.
Идеал гражданского участия и связанный с ним новый конституционный язык были нацелены на сохранение общественного целого благодаря индивидуальной добродетели граждан. При этом новая парадигма, открытая Макиавелли, предусматривала рациональное понимание конкретных механизмов социальных изменений, знакомство с которыми может помочь законодателю частично компенсировать нехватку добродетели и хаос, порождаемый естественным ходом вещей. Обладая этим знанием, лидеры и граждане способны производить инновации – проектировать инструменты намеренного политического действия в динамично разворачивающейся и опасной истории. Республика оказывается идеалом будущего, которого невозможно достичь, но к которому можно и нужно стремиться наперекор отчуждающему потоку времени и неизбежной коррупции.