— Он просто защищается.
— Тоже мне, блядь, «Один дома две тысячи двадцать»! И от собственного бати тоже?
— Нет. От него Максим прячется. Наверное, не хочет, чтобы тот понял, каким стал его сын. Не знаю. Эту тему мы толком и не прорабатывали. Тут нужны опытные детские психологи.
— Ага. И в Лабиринт их. Пусть на своей шкуре прочувствуют, чего стоит весь их этот книжный опыт. Вы когда-нибудь наступали на «пищалку»? А «жеванный крот» пытался обглодать вам лицо? Забавный такой, плюшевый, с во-о-от такими зубищами!
— И тем не менее, ты смог с ним подружиться. Впрочем, я в тебе и не сомневался…
— Подружится? Да мы, скорее, теперь братья по крови. По литрам двадцати моей крови!
«Я в тебе и не сомневался»…
— Погодите. То есть вы знали, что эта вечно пьяная моль-пререросток похитит меня, затащит в прошлое и будет по кусочкам скармливать меня своему многоквартирному сыночку-выродку?!
— По прогнозу нашего Аналитического Отдела, вероятность подобного развития событий была близка к семидесяти двум процентам.
Я вскочил, роняя кресло и жадно хватая воздух, пытаясь выдать что-нибудь очень гневное и обидное в адрес Конторы, Аналитического Отдела и Шефа лично.
— Что думаешь делать с запиской? — перебил начальник мои попытки.
— С какой еще запиской?
— Вон, у тебя в руке. Почерк детский. Ты ведь ее в Лабиринте нашел, да?
Я невнятно пробурчал себе под нос извинения, поднял кресло и уселся. Разжал кулак, в котором по-прежнему сжимал листок бумаги, вырванный из тетради в клеточку.
ПАПА Я СКУЧАЮ.
МНЕ СТРАШНА.
НАДИ МИНЯ.
ЖДУ В КРАСНАЙ ПИЩЕРЕ НА 5 ДЕНЬ.
МАКС.
— Ты же понимаешь, что это ловушка? Пять дней в Лабиринте не продержится даже Корвин. Даже если его всего алмазами увешать…. Если он туда пойдет, то останется там навсегда.
— Тогда зачем Максим это делает?
— Ребенок полтора года провел один. Видит лишь иногда забегающие к нему тени чужаков, которые отзываются о нем далеко не лучшим образом.
— И отца.
— И отца. Там же написано, что он соскучился. Так что будешь делать?
— А вы, разумеется, очень не хотите терять ценного агента-телепортатора? У меня какое-то странное ощущение, словно мы уже вели похожий разговор. Ах да! Вы точно так же отговаривали меня от прекращения мучений Раста во имя спасения жизней сотен мутантов.
— Вот видишь. Ты и сам все прекрасно понимаешь.
— Только вот Раста все равно кто-то попытался убить. А Корвин рано или поздно получит послание от своего сына. Если не от него самого, так от другого агента…
— Не получит. Ты — его единственный шанс, Уборщик. И каким будет твое решение?
— Почему вы думаете, что Корвин там погибнет?