***
Добродушный дед-дачник высадил Старшину возле бетонки. Топая по ней в сторону КПП, он раздумывал над прочитанным, когда сзади окликнули. Обернувшись, Тарасов увидел догонявшего его Ротного.
— Здорова! — Ротный, широко улыбаясь, махнул рукой, — А я то думаю — кто это на ночь глядя тут бродит?
— Да я из города. По делам мотался.
— А я с Ташлы.
— Опять к Маринке ходил?
— Ага!
— Ну я так сразу и понял — рожа больно довольная. И жир от котлет по всей морде.
— Завидуешь — завидуй молча, — Ротный вытерся рукавом, — Путь к сердцу мужика лежит через желудок. А у Маришки ко мне — целая автострада!
— Ты хвастайся поменьше, а то уведут.
— Я вам уведу… Ты чего такой задумчивый?
— Да так… Устал. А ты чего опять припозднился? Того раза мало было?
— Так я ж не по просеке. Яж по дороге… По людски.
— Мужика того не видал больше?
— Да тьфу-тьфу, пока нет, — Ротный, обернулся чтобы сплюнуть, и застыл.
Метрах в ста от них, на дороге, стоял тот самый мужик. Марку одежды и татуировки с такого расстояния не было видно, но выглядел и смотрел он точь-в-точь как тот что из газеты.
— Ты хуль за мной ходишь, а? — крикнул на него Ротный, — Вопросы какие есть? Задавай!
— Ходи, и оглядывайся… — голос у мужика был низки и хриплый, — Ходи, и оглядывайся…
— Чего бля?
Ротный шагнул в его сторону, но преследователь, повернулся и скрылся в зарослях.
— Вот сука! Доебался как пьяный до радио! Чего ему надо?
— Тебе «Загиттулин Марат Бехтимирович» что-то говорит? — поинтересовался Тарасов оглядываясь в поисках «Волги».
— Погоди! Маринка у меня — «Загиттулина». По мужу…
— Она замужем?
— Да не! Вдова она! Муж бандюком был. А, потом, пропал. Так и не нашли. Маринка, правда, о нем вспоминать не любит — это я от соседей узнал.
— Давно пропал?
— Три года назад. Она документы подала, чтобы его признать мертвым, но там пять лет после исчезновения ждать надо.
Молча открыв записную книжку, Тарасов продемонстрировал вырезку и запись. Ротный прочитал, недоверчиво глянул на Старшину, и снова перечитал.
— Погоди — ты хочешь сказать что это…
— Я ничего не хочу сказать… Ты сам все прочитал.
— Это откуда?
— Из газеты. Из той подшивки, что ты мне дал. Правда Коростылев, засранец, испорченную бумагу сжег, так что пришлось в библиотеку ехать.
— И чего теперь делать?
— Ты на эту Маринку всерьез настроен?
— Конечно!
— Почему? Раньше, вроде, ходил, рассказывал, как хорошо холостому да свободному?
— А хрен его знает! Взрослею, наверное? Тридцатник уже скоро. Когда моему бате тридцать стукнуло, мне уже десять было. К тому же ты Маринку сам видал. Огонь баба. И готовить умеет и подержать есть за что.