Переправа через Неман в полночь на полупустой барже, окружаемой плавающими льдинами, которые из глубины ночи налетали на нас подобно чудовищам; простая маленькая сальная свеча у штурвала стала для паромщиков источником информации, но его не хватало. Nitschewo! При этом еще и сумасшедший в барже, которого можно было заставить сидеть тихо лишь ужаснейшими угрозами. Все это очень драматично — в памяти.
Из двух поездов по маршруту Динабург — Петербург — ночной в 2 часа и дневной в 2 часа — один был отменен несколько дней тому назад. Остался лишь ночной поезд, но его отправление перенесено с 2 часов — на 12½ часов. После такой же ночной переправы через Западную Двину мы прибыли, ни о чем не догадываясь, в 12 часов 29 минут на вокзал и увидели отправляющийся поезд. Наш проводник умолчал об этом, чтобы доставить гостей одному трактирщику в Динабурге.
Таким образом, мы должны были остаться в Динабурге еще на 24 часа.
Прибыв сюда, сразу же — в пожарище канцелярии и салонов. В субботу бал у Елены Кочубей; приглашен весь Двор. Это будет самое замечательное из того, что когда-либо видел этот дворец. Придворный бал перенесен вследствие смерти Альберта[1142]. Вчера вечером раут у пожилой Разумовской. Несколько званых обедов. Пока что на этом все. В целом в больших Домах здесь царит тишина. Потери в деньгах и крестьянах слишком высоки. А курс! Александр Любимович[1143] растратил слишком много денег, чтобы удержать курс. Но все искусственно — теперь же тщетно.
26 / 14 декабря 1861
Утро — прекрасная возможность, и поэтому я пишу Вам немного о волшебной петербургской ночи, чтобы поблагодарить Вас за Ваше письмо от 22-го.
После смерти Пурталеса, но более всего с момента очередного министерского кризиса в Берлине[1144] Бисмарк слишком обеспокоен, что он пытается искусственно скрыть. Он приводит в порядок все свои бумаги, расчищает свой захламленный рабочий стол — поскольку он точно уверен в том, что отправится в Париж, или что будет призван распространять счастье и благополучие над Вильгельмштрассе. При этом он весьма любезен и обходителен. Когда я долго отсутствовал, он не только телеграфировал Бернсторфу: «где остается Шлёцер?», но и Горчаков, которого я встретил у пожилой Разумовской, приветствовал меня словами: «M. de Bismarck soupirait après vous[1145]».
Герой последних петербургских дней — если этот высокомерный город вообще знает подобного рода слова — Велепольский[1146]. Его видят во всех салонах. Император отмечает его, очень любезно разговаривал с ним недавно у Елены Кочубей, а двумя днями позже — на празднике у Юсуповых. Он большой, ужасно тучный, упрямый мужчина, носит очки, глухой голос, говорит мало. Несметно богат и с барскими замашками, показывает всему свету, что вся здешняя суета ему не очень приятна. Мы внимательно изучали замечательную брошюру, которую он написал в 1846 г. об австрийской политике в Галиции: «Lettre d´un gentilhomme polonais sur les massacres de Galicie, adressée au Mr. Metternich à l´occasion de sa dépêche circulaire du 7 mars 1846