Однажды ясным октябрьским утром они встали с супружеского ложа и прогуливались рука об руку по саду, как вдруг увидели вдалеке показавшуюся из дома Елизавету.
— Почему она все время ходит в одном и том же черном платье? — запальчиво спросил Том.
— Она до сих пор в трауре по отцу, — ответила Екатерина, глядя на свой зеленый наряд и испытывая легкое чувство вины за то, что сама она так быстро отказалась от траурной одежды.
— Она должна носить что-нибудь другое. Это ей не идет.
— Я согласна, но оставьте ее в покое.
— Нет. Девочке ее возраста ни к чему облачаться в черное. Ей-богу, я заставлю ее переодеться!
Не успела Екатерина возразить, как он направился к дому. Елизавета заметила его и свернула на другую дорожку. Том погнался за ней, и вскоре девушка уже неслась от него; гравий скрипел под ее ногами.
— Помогите! — кричала Елизавета, подбегая к стоявшей у фонтана Екатерине, которая, наблюдая за ними, размышляла, является эта погоня обычной шуткой Тома или ей пора вмешаться? — Милорд гонится за мной! Он говорит, что заставит меня сменить платье.
— Держите ее! — приказал Том, появляясь сзади. — Кейт, держите ее!
Боясь вызвать его гнев, Екатерина взяла Елизавету за плечи.
— Он не навредит вам, — сказала она. — Это всего лишь игра.
Екатерина не могла поверить своим глазам, когда Том взял из корзины изумленного садовника ножницы и начал кромсать ими юбку платья протестующей и вырывающейся Елизаветы.
— Вы больше не наденете это ужасное платье! — кричал Том и хохотал.
Щелк, щелк, щелк. Он резал с такой яростью, что Екатерина испугалась, как бы супруг не поранил Елизавету, и держала ее крепко, шипя на Тома, чтобы тот прекратил, а садовник таращился на них с разинутым ртом. Том беспечно игнорировал ее, и вскоре юбка превратилась в ленты, а на земле валялось множество обрезков черной ткани, с которыми играл ветер.
— Довольно! — сказала Екатерина, видя Елизавету в слезах. — Пожалейте бедняжку, остановитесь!
Том отошел на шаг назад, любуясь делом своих рук.
— Так-то лучше, — усмехнулся он.
Не говоря ни слова, Елизавета убежала в дом; изрезанное платье и киртл едва прикрывали ее нижнюю сорочку.
— Вы не должны были этого делать! — воскликнула Екатерина.
— Я не поранил ее. С ней все будет в порядке.
— Вы уязвили ее гордость — и напугали. Не таких поступков ожидают от хорошего опекуна. Я лучше пойду и успокою ее.
Екатерина ушла, не в силах поверить в то, что сотворил Том. Это было совершенно неуместно, и он явно хватил через край. Он просто не умел вовремя остановиться, и все слишком боялись его, чтобы делать замечания. Екатерина пожалела, что не проявила твердости.