Ее дети тоже здоровы… Значит, год должен быть 77-й, или 87-й, или 97-й. Кто бы объяснил, что значат эти строки… Она хотела сперва расспросить отца и Килиана, но быстро сообразила, что ей будет стыдно признаться в том, что читала их письма. Однажды любопытство заставило ее задать прямые вопросы во время семейного обеда, но когда дело касалось колониального прошлого, оба проявляли удивительную способность переводить разговор на другие, невинные темы. Надежды получить исчерпывающий ответ на прямой вопрос относительно писем не было.
Кларенс встала, зажгла сигарету и подошла к окну. Приоткрыла его, чтобы выпустить дым, и вдохнула свежий воздух. Дождь слегка увлажнил темные сланцевые крыши каменных домишек, жмущихся друг к другу. Длинный старый квартал Пасолобино выглядел ровно так же, как на старых черно-белых фотографиях начала двадцатого века, хотя большинство домов были перестроены, а улицы покрывал асфальт, а не брусчатка. Ниже деревеньки, история которой восходила к одиннадцатому веку, располагались туристические кварталы и отели горнолыжного курорта.
Она перевела взгляд на заснеженные пики, где заканчивался хвойный лес и начинались голые скалы, еще укрытые белым одеялом. В струящемся тумане вид на вершины был потрясающий. Как ее родные могли переносить такую долгую разлуку с этими горами, утренним ароматом влажной земли и безмятежной тишиной ночи? Было что-то манкое в этом пейзаже, если все ее родственники, уезжавшие на остров, рано или поздно возвращались назад.
Внезапно ей в голову пришло имя того, кого стоит спросить. Как она раньше о ней не подумала? Хулия! Никто не знал ответов лучше Хулии. Она прожила на острове всю жизнь и всегда разделяла ее любовь к историям Хакобо и Килиана. Она всегда была рада подольше поболтать с Кларенс и с самого детства относилась к ней с теплотой, потому что у нее самой были только сыновья.
Кларенс быстро потушила сигарету, бросила ее в пепельницу и, покинув гостиную, направилась в кабинет, чтобы позвонить Хулии.
Пересекая просторный вестибюль, она задержалась перед большим полотном, висящим над изумительной резной аркой работы мастеров семнадцатого века – одно из немногих уцелевших сокровищ, носивших на себе отблеск былого величия. На полотне было изображено их семейное древо. Первое имя, которое она прочла в левом нижнем углу, отмеченное 1395-м годом, было «Килиан Рабалтуэ». Трудно было представить, как ирландский святой, странствовавший по Франции, оказался в Германии и объединил свою фамилию с основателем ее рода. Скорее всего, этот самый Килиан пересек Пиренеи и так попал из Франции в Пасолобино. Ген странствий и медные жилы побудили его построить здесь дом. Из его имени вырастал толстый ствол, от которого разбегались ветви, а на листьях были начертаны имена сотен потомков.