Решив таким образом проблему с Польшей, в 1687 году Россия начала самый решительный поход против Крыма с намерением покорить его под свою власть или совсем уничтожить. Для это была собрана многочисленная армия, какой еще ни разу в России не собирали, и над ней командующим был назначен любимец царевны Софьи Алексеевны, которая приняла в тот год правление государством из-за молодости братьев своих, боярин и князь Василий Голицын. В своем распоряжении он имел великороссийских войск 120 тысяч, и при нем в товарищах, но под его командованием, был гетман Самойлович с 60 тысячами малороссийских войск конных и пеших. Войска двинулись от своей границы одно за другим, но оба вместе и одною дорогой по татарской степи. Странные и неимоверные страхи перед татарами, укоренившиеся в россиянах со времен великих завоевателей Батыя и Мамая, заставляли их дрожать и держаться всем вместе, испытывая из-за этого страшные неудобства и нужду, так что и саму воду иногда считали за большую редкость и ценность, и те, что ею торговали, наживали бешеные деньги. В таком порядке в армии спокойно дошли до реки Конской, отделяющей земли Запорожской Сечи от крымских степей. За той рекой увидели они выжженную степь на необозримом просторе во все стороны. Надежда перейти ее пожарища и найти для скота пастбища, но и не меньшая досада от неудачи похода вынудили полководцев идти вперед. Но как бы они ни пытались преодолеть эту крайность и достичь своей цели, только приближали для войска и скота неминуемую гибель. Наконец, дойдя до того, что кони в коннице и скот в обозах провиантских почти все погибли, а запасы харчей и всего другого вынуждены были бросить и сжечь, приняли решение возвращаться к своим границам. К ним они еле добрели с большими потерями людей и скота от голода и жажды.
Неудачу того похода и все несчастья, которые случились в нем, свалили на гетмана Самойловича. Вина его напоминает басню, в который волк обвинял ягненка за то, что он мутил ему воду внизу той речки, с какой вверху ее он пил: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом здесь чистое мутить питье мое с песком и с илом? За дерзость такову я голову с тебя сорву». Гетмана обвиняли, что он в интересах татар велел зажечь перед собой ту степь, по которой сам с войском своим шел и понес из-за этого больше всех убытков и потерь в лошадях, в запасах и экипажах. В другое время стали бы рассуждать, что такую широкую степь, по которой переходят великие конные армии, чтобы зажечь, надо иметь сотни людей, и надо было тех людей найти и доказать вину гетмана. Стали бы еще рассуждать и о том, что выгоднее всего поджечь степь самим татарам, а не надеяться им на кого-нибудь со стороны. Но на такие мелочи тогда не стали обращать внимания, а достаточно оказалось догадок, голословных доносов, подтвержденных крестным знаменем. Князь Голицын был тогда на вершине своей силы при дворе царевны: суд и милость, жизнь и смерть были в его руках. Поэтому двум сыновьям гетмана, полковнику стародубскому Семену и полковнику нежинскому Григорию, которых тайно схватили в корпусе, что стоял против белгородских татар, отрубили обоим головы в городе Путивле, а тела их закопали на кладбище кое-как без христианского обряда. Самого гетмана арестовали ночью в местечке Коломак в тамошней церкви во время всенощной, и младшего его сына Якова, который был с ним, без всякого допроса и оправдания отправили в Сибирь, и вскоре было объявлено об их смерти. Имущество гетмана и сыновей его полковников, как доказательство их вины, разграблено и разобрано по рукам, а недвижимость описана и отобрана в казну.