Маркел утвердительно кивнул. Шестак опять поворотился к Амиркуне и что-то сказал. Амиркуня ответил.
– Он, – перевёл Шестак, – теперь сказал вот что: что он готов отвезти нас в Казвин, и там и слон для нас, как ему сказали, уже приготовлен. Но для такого великого дела, он говорит, нужны особые подводы, а нам с тобой нужны достойные одежды. Нас же будет встречать тамошний столичный народ, и он должен видеть наше богатство, а не нашу скромность. Но я опять скажу, что мы очень спешим, и нам пока не до богатств, и мы и без богатых одежд перетерпим. А вот подводы пусть дают сейчас же.
– Да, это правильно, – сказал Маркел. – Да, говори так.
И Шестак, повернувшись к Амиркуне, сказал что-то, как всегда, по-персиянски. На что Амиркуня с сожалением развёл руками и так же по-персиянски ответил. Тогда Шестак опять что-то спросил, Амиркуня ответил. Шестак переспросил, Амиркуня переответил. Шестак нахмурился, сказал по-нашему:
– Он говорит, у него нет подвод. Но одну подводу, он сказал, они найдут, и ехать можно будет прямо хоть сейчас. Что ты на это скажешь?
– А что тут говорить? – сказал Маркел. – Мне лишь бы дело делалось.
– Но подвода очень неказистая, – сказал Шестак. – Он даже прямо мне сказал, что это не подвода, а походная арба. Они же, он прямо прибавил, за приличными подводами ещё не посылали, так что если теперь ждать приличных, то это, может, неделя пройдёт, а то и все две. Что ты на это скажешь?
Маркел задумался, потом сказал очень сердитым голосом:
– Я же говорил уже: мне лишь бы дело делалось! Так что берём арбу!
Шестак повернулся к Амиркуне, указал на Маркела и что-то сказал. Амиркуня кивнул, повернулся к своим и стал им что-то приказывать.
– Собираются, – сказал Шестак. – А у нас что собирать? Один сундук!
– И два узла! – сказал Маркел.
– Два! – повторил Шестак. – И сундук!
И сразу обернулся к табору и засвистел и быстро зашагал туда.
А Маркел стоял на одном месте, смотрел по сторонам и ни о чём не думал. Он только видел, как Шестак шёл к табору, и как там началась суета, было слышно, как покрикивал Кирюхин, как Шестак смеётся. А чего смеяться, а что тут смешного, думалось, святой Никола, не оставь меня, не для себя я это всё, а ради Параски, ради Нюськи, Нюська же давно на выданье, а женихов…
Ну и так далее. Маркел тяжело вздохнул, перекрестился. Мимо прошли двое с сундуком, третий с узлами. Маркел снял шапку, вытер лоб, стало не так жарко. А тут подошли Шестак с Кирюхиным. Кирюхин ничего не спрашивал, а только сказал, что надо поспешать. Пошли быстрее. И так, скорым ходом, они подошли к гулямам. А сразу за гулямами стояла подвода. Правильней – арба, конечно, потому что подвода всегда на четырёх колёсах, а арба на двух. И тут и были как раз два, и это было очень непривычно. И оглобля там была длиннющая, в неё были впряжены четыре лошади, не очень холёные на вид. А на облучке уже сидел возница, а над сиденьями был сделан соломенный теремец, чтобы в жару не очень жарило. Маркел поморщился, подумал: балаган какой-то.