Дальше она рассказывает историю откровения о скором Суде, которое происходило в совершенно определенные моменты. Во время Адвента, в день святой Варвары, она поделилась тем, что было ей явлено, с настоятелем одного монастыря, а тот рассказал об этом епископам Церкви и некоторым духовным лицам. «Некоторые из них приняли рассказ с почтением, другие стали говорить дурное. Оказалось, что многие из тех, кто слышал рассказ, на протяжении всего Великого Поста с великим страхом совершали покаяние, творили милостыни и предавались молитвам (…). В четверг перед Страстной неделей после больших телесных страданий я была восхищена в духе, и Ангел Господень явился мне, и я сказала ему: „Господи, что же со Словом, которое Ты обратил ко мне?“ Он отвечал: „Не смущайся и не унывай, если то, что Я предсказал тебе, не произошло в день, который Я назначил; ибо Господь умилостивился ради дел покаяния, которые сотворили многие“. После того, в шестой день, около третьего часа, я в великой скорби пала на землю, исходя из себя, и Он вновь явился мне и сказал: „Господь увидел скорби народа и отвратил от него ярость гнева Своего“. Я ответила: „Господи, разве не станут насмехаться надо мною многие из тех, кто слышал то слово?“ Он же сказал: „Все, что ради него с тобою случится, сноси терпеливо и благодушно; помни, что и Творец всей вселенной претерпевал людские насмешки. Ныне Бог испытывает твое терпение“. В конце Елизавета Шенау прибавляет: „Вот, госпожа, я сказала Вам все, как есть, и Вы знаете теперь о моей невинности и о невинности аббата, который печется обо мне, и можете это открыть другим. Умоляю Вас помянуть меня в своих молитвах и, сообразно тому, что Дух Божий откроет Вам, послать мне несколько слов утешения. Благодать Христова да пребудет с Вами“».
Ответ Хильдегарды был на высоте оказанного ей доверия. Вначале она, как всегда, предупреждает, что будет говорить не от себя, а от имени «Света мирного»; сама же она — лишь «убогий скудельный сосуд». И, как ей свойственно, она как бы определяет место всего сущего в порядке тварного мира: «Прежде появились травы, растения и дерева; явились солнце и луна, и звезды начали предначертанное им движение, затем появились рыбы в воде и летучие твари. (…) Пока же Бог приготовлял для человека великое знание, человек превознесся духом и отвратился от Бога. (…) И тогда, о горе! все стихии смешались в борьбе света и тьмы, а человек преступил заповеди Божии. (…) Сие продолжалось до времени, когда явилось Слово Божие и взошло солнце правды, просветившее людей Своими благодеяниями ради веры и дел, подобно тому, как прежде восходит заря, а после дневные часы начинают сменять друг друга вплоть до приближения ночи. Вот, дочь моя Елизавета, как мир преобразился». Но люди продолжают поддаваться искушению древнего змея: «Когда змей видит драгоценный камень, он тотчас впадает в ярость, вопрошая: „Что это такое?“ И подвергает дух, желающий воспарить выше облаков, всяческим скорбям. (…) Послушай же: желающие творить дела Божии всегда должны помнить, что они скудельные сосуды. (…) Тот, кто исходит от неба, тогда как другие от него удалились, не разумеет небесного, но лишь воспевает тайны Божии; как труба, производящая звуки, играет не сама по себе, а рождает звук лишь тогда, когда в нее дуют. Пусть таковые — кроткие, милосердные, нищие и страждущие, подобно Агнцу, Который Сам издал трубный звук, — облекутся в броню веры». Она заканчивает письмо, призывая Елизавету терпеть и радоваться: «О дочь моя, да сделает тебя Бог зеркалом жизни. Что же до меня, всегда пребывающей в мучениях страха и лишь изредка производящей как бы слабый трубный звук силою Света живого, да поможет мне Бог пребывать в служении Ему».