Проповедь в Кирхайме, по всей вероятности, черпает пищу в том величайшей силы и точности образе, который описывается в письме, написанном в ответ на просьбу местного духовенства. Это, конечно, суровое предостережение, но, видимо, оно достигло цели, раз адресаты пожелали заполучить текст.
Предположительно, во время своего пребывания в Швабии Хильдегарда заехала и в аббатство Хирсау, близ Фрейденштадта, в ее время бывшее одним из известнейших монастырей Ордена бенедиктинцев. Оно было основано в XI в., приняло клюнийскую реформу и имело более ста дочерних монастырей. Сегодня от него ничего не осталось, кроме Эйлентурма — прекрасной квадратной башни начала XII в., возвышавшейся в монастырском дворе, напротив церкви. В первом этаже ее, принадлежавшем когда-то библиотеке аббатства, сохраняются немногие фрагменты былой обители. С этой библиотекой связаны воспоминания о Конраде из Хирсау, бывшем почти современником Хильдегарды и всеми силами учившем почитанию классических авторов античности — Цицерона, Горация, Овидия и других, которых считал источниками культуры, обязательными для изучения в монастырях, чтобы монахи развивали в себе вкус к красоте, тонкость выражения, литературное чутье.
Но нам лучше вернуться к предыдущему путешествию Хильдегарды в сторону Майнца, потому что оно оказалось связанным с затруднениями, омрачившими последние годы ее жизни и вместе с тем побудившими написать прекрасные страницы, особенно о музыке.
В письме высшему духовенству города она описывает, что случилось: «В видении (…) мне было велено написать о том, что заповедано нам наставниками (Хильдегарда и ее монастырь подчинялись архиепископу Майнца) по поводу одного усопшего, погребение которого было у нас совершено священником и без всяких преткновений. Несколько дней спустя после его погребения наши наставники приказали извлечь его из кладбищенской земли. Охваченная ужасом, который можно себе вообразить, я, как всегда, обратилась к истинному Свету — и вот что узрела в своей душе: если, по их приказанию, мы исторгнем тело усопшего, то это наведет на нас великую погибель, которая в виде густой тьмы опустится на место, где мы находимся, и охватит нас наподобие черного облака, какие возникают перед бурей или грозой. Потому мы не хотели извлекать тело умершего, который был исповедан, помазан, причащен и погребен безо всяких помех, и не подчинились приказаниям тех, кто хотел нас к этому принудить. Мы не пренебрегли советом праведных мужей или прелатов, но боялись (…) нанести оскорбление человеку, который при жизни принял Христовы таинства. Однако, чтобы не ослушаться во всем, мы, как нам было велено, прекратили петь Божественные хвалы и воздерживались от причащения Тела Господня, тогда как обычно мы принимали его каждый месяц. В то время, когда я и сестры горевали обо всем этом и, сокрушенные тяжким бременем, пребывали в сильной печали, я услышала в видении такие слова: „Не подобает вам из-за человеческих слов воздерживаться от таинства, ибо в него облеклось спасительное Слово, которое родилось, не нарушив девства Марии. Однако вам надлежит испросить разрешения ваших начальников, наложивших запрет“, (…) Я услышала, что виновна оттого, что не предстала перед наставниками с совершенным смирением и преданностью, прося их о разрешении принимать Причастие; ибо нам не могло быть вменено в вину то, что мы приняли этого человека, погребенного после совершения всех обрядов, приличествующих христианину, и препровожденного в Бинген обычным порядком, на что не последовало никаких возражений». Чтобы понять этот текст, важно помнить, что человек, отлученный «от общения верных», естественно, не имел права на церковное погребение; но, видимо, прелаты Майнца были плохо осведомлены, поскольку, как уверяет Хильдегарда, перед кончиной умерший примирился с Церковью. Тем не менее на непослушный монастырь был наложен интердикт: там не могли совершать Святую Мессу, а псалмы и гимны в течение дня предписано было не петь, а вполголоса читать. Это не могло не печалить Хильдегарду, считавшую музыку очень важной частью жизни общины и формой выражения веры. Это побудило ее написать настоящую апологию музыке в письме к духовенству Майнца.