Меня смешили эти проекты, но Алекс, человек, совершенно не боящийся жизни, сердился на меня за подобное отношение. Задача приема каких-то там планеров в безлунную ингерманландскую стужу не казалась ему чересчур сложной.
Слово «невозможно» вообще было не из его словаря. И неспроста. Ведь удалось же ему наладить издание журнала по современному русскому неподцензурному искусству. Журнал, материалы которого он собирал или отснимал в Москве – статьи, их переводы на английский (журнал был двуязычным), слайды к ним, – а потом тайно пересылал с дипломатами, журналистами, студентами, да еще, подстраховки ради, в двух экземплярах, в Париж, где его единомышленник и партнер добывал недостающие материалы, делал оригинал-макет, находил деньги на издание, печатал журнал, распространял его, и все это в условиях невозможности даже позвонить друг другу.
А тут всего лишь какой-то планер. Уже не помню, каким способом предполагалось отправлять несчастный летательный аппарат назад в Финляндию. К счастью, как человек с фантазией, Алекс немедленно предложил Кнуту, а тот записал одной ему понятной скорописью встречный план: да, мы покупаем дом, только не на Вепсовских высотах, а в устье реки Нарвы, на другом берегу от курортного поселка Усть-Нарва (в «погранзоне», между прочим!), и пусть в реку Нарву заплывает из Балтики миниатюрная подводная лодка, способ управления забыл, но тоже, естественно, беспилотная, которую мы каким-то образом будем вылавливать, опустошать и отправлять обратно.
Говорю «к счастью», потому что когда Кнут добросовестно (в чем нет сомнений) изложил эти контрпредложения Фолькерту, до последнего, видимо, дошло все безумие подобных затей. Во всяком случае, мы больше не слышали о планерах, воздушных шарах, амфибиях, роботах и субмаринах, зато машины с двойным дном аккуратно продолжали прибывать.
Хорошо помню июнь восемьдесят четвертого года, нашу поездку в Вильнюс. Мы не принимали груз, наоборот, доставляли его неким людям. Передача произошла ночью на глухой лесной дороге, после чего мы отправились в литовскую столицу, где нам была забронирована гостиница, и завалились спать.
Когда я оказываюсь в новом для себя городе, время на знакомство с которым в гуманное время дня никак не выкраивается, я встаю в шесть, а то ив пять утра и успеваю немало увидеть. В Вильнюсе я никогда прежде не бывал. Я хотел увидеть место погребения сердца Пилсудского. Не то чтобы я был такой уж поклонник Пилсудского, мне было любопытно, как может выглядеть памятник сердцу. Мой питерский друг Володя Герасимов, знающий решительно все, когда-то объяснял, что сперва надо найти памятник Иоахиму Лелевелю, стоящий над остатками кладбища Росса, а от него уже рукой подать. Мне не удалось найти ни то, ни другое, а ранние местные жители вообще отрицали само наличие подобных достопримечательностей.