Я объяснил Дирку следующее: «Я не уверен, что все безопасно. Ничего конкретного, но как будто что-то такое разлито в воздухе. Эр, эр», – несколько раз повторил я, показывая руками. Воздух, дескать. Полон чего-то такого.
А про себя добавил: слишком много людей с газетками возле входа в метро. Кстати, накануне я их тоже встречал – в центре, чуть ли на каждом шагу. Филеры самого последнего разбора, как известно, часто ходят со свернутой газеткой в правой руке: где-то кто-то когда-то решил, что человек с совсем пустыми руками подозрителен. Носить в руках какой-то предмет уличному соглядатаю не очень удобно, а газетку, когда она начнет мешать, можно в любой миг бросить.
Я истолковал скопление бойцов невидимого фронта так: наверняка в этот день проводилось какое-то очередное успешное мероприятие киевского КГБ по окончательному искоренению буржуазных националистов, самостийников и мазепинцев. В самом метро я граждан с газеткой не видел.
Я сказал Дирку, что завтра в час дня жду его одного, без дочери, на «Политехнической», с большим пакетом, пусть набьет его чем не жалко (или даже жалко), годится любой новый предмет – майка, носки, кроссовки – я указал на ноги Майке. «Сникерс», – поняла она. «Йа, йа, сникерс», – закивал ее отец. «Кепка, шорты, рубашка и так далее, – продолжал я, – только с бирками. Виз лейбле. Размеры – любые. Годятся витамины, чай, печенье, кофе, какао. В общем, большой пластиковый пакет должен быть полным». А про себя добавил: «Таким, ради которого в нашей стране пустых прилавков человек был бы способен сделать остановку в Киеве по пути в Крым». Боюсь, моя просьба показалась Дирку странной, но все доставщики должны были быть строго проинструктированы исполнять наши распоряжения. Кажется, это еще действовало.
Я видел, что Майке уже надоело наше бесцельное гуляние, но продолжал тянуть время, не переставая думать о том, что же побудило моего друга забить тревогу, и вдруг получил ответ на свой вопрос. Мы шли вдоль кирпичного забора, утратившего свою первоначальную функцию, и в его пустом проеме, где полагалось быть калитке, я увидел идущего параллельным курсом человека, которого приметил сегодня в метро. Такой, знаете, характерный пожилой дурень в кепке, но еще способный быстро побежать. Я хорошо помнил, как он шагнул в вагон за миг до закрывания дверей и уехал. Что-то заставило его вернуться, не иначе, как любовь к уединенным прогулкам. Невозможно было придумать какую-то правдоподобную цель его появления здесь.
Мы с голландцами вернулись в метро, доехали до «Арсенальной» и там расстались. Какое-то время я тешил себя мыслью, что сумел уйти от слежки, но не тут-то было. За меня взялись всерьез. Даже когда я в последнюю секунду сумел выскочить из закрывающихся дверей вагона, оказалось, что на перроне стоит уже дважды замеченный мною блондин, я присвоил ему имя Комсомолец. Он был в защитной куртке номера на два меньше, чем следовало.