Расслабились и мы, я-то уж расслабился вне всякого сомнения. Я не раз позволял себе, например, приехать вместе с иностранцем на его машине, если она, конечно, не была очень броской, прямо к подъезду или во двор дома, где мы остановились, обычно это бывало в Питере (ну, разумеется, не ко всякому подъезду и не во всякий двор), внести мешки или сумки в четыре руки или в шесть рук, сколько было, в квартиру и на этом закончить операцию. Я даже начал развивать теорию, что этак меньше риска. Если вы твердо знаете, что за вами не следят – конечно, меньше. Но кто может твердо это знать?!
В июне восемьдесят девятого приятель предоставил мне квартиру в самом центре города, огромную профессорско-лауреатскую квартиру с камином и окнами на Марсово поле. Лестница в нее вела из внутреннего двора, всегда совершенно безжизненного. Въезд во двор был с Марсова поля. Двор имел и второй выход (но не выезд), в Аптекарский переулок, через сквозной подъезд.
Столь идеальное расположение дома – он, кстати, именуется у старожилов «дом Адамини», кто такой Адамини, не знаю, – соблазнило меня на следующее: я объяснил какому-то очередному англичанину, что ему надлежит в десять утра въехать под арку с Марсова поля во двор, где я буду его ждать. В предшествующую ночь я почему-то, забыл почему, заночевал в другом месте; помню, это было где-то в дальнем конце Васильевского острова, только не помню, у кого. Я проспал и выскочил на улицу в половине десятого. Было воскресенье, улицы напоминали пустыню. Каким-то чудом я уговорил владельца инвалидного автомобиля домчать меня до Марсова поля, и все-таки опоздал.
Белый как мел англичанин ждал меня во дворе, оказывается, уже минут пятнадцать – он, на беду, приехал чуть раньше срока. Хорошо еще, приезжал он не впервые и помнил меня по какому-то предыдущему визиту. Это помогло ему сохранить веру в то, что я все-таки появлюсь. Когда же мы внесли с ним какие-то особо сложные баулы и саки в прихожую, я услышал шум воды в ванной и пение. Пела приехавшая из Америки сестра хозяина квартиры, она имела свою связку ключей. Времена менялись, в восемьдесят девятом такое уже стало возможно – еще не для нас, но уже для «них».
В общем-то, все обошлось: англичанин меня дождался, а подозрительный груз я успел оттащить в отведенную мне дальнюю комнату за миг до того, как новая американка в сатиновом, еще доэмиграционном халатике покинула ванную. В этот раз моя небрежность не была наказана.
Помню вдвойне недопустимую поездку в августе предшествовавшего года – во-первых, без кого бы то ни было из коллег для помощи и подстраховки, а во- вторых, со всем семейством. Одно издательство, с которым мы с Алексом были долго и бесплодно связаны, имело квартиру для приезжих в большом доме слева от гостиницы «Прибалтийская», и я мог целую неделю бесплатно этой квартирой пользоваться. Для такого случая я с женой, сыном и годовалой дочкой прикатил в Ленинград на «Ниве» Алекса.