После клуба переулок заворачивал вправо, намекая: «Не пожалеешь». Дома стыка веков предъявляли здесь свои черные глухие изнанки, казавшиеся огромными. Возможно, дома были всего лишь пятиэтажными, но вы же знаете высоту старых питерских потолков. В одном из брандмауэров в самом нелогичном месте было прорублено кривоватое окно, и камера воображения сразу совершала резкий наезд («рапид»?) от пятачка с бензоколонкой на это злобное оконце. Что-то в духе фильма «Чайки умирают в гавани», увиденного здесь же. Я приводил сюда друзей, и все поражались, почему к этому островку пространства не обращен толком ни один фасад, сразу начиная придумывать какие-нибудь макабрические истории.
Дальше начинались сочные травы пустыря, не помню, чтобы огороженного как целое. Заборами были обнесены лишь постройки, имеющие отношение к городскому водопроводу. Можно было выйти к Неве (вдоль нее в этом месте еще не была проложена набережная) и, пойдя вправо, попасть через какие-то выразительные краснокирпичные руины на территорию Смольного монастыря. Сегодня с помощью «Яндекса» и «Гугла» эти места можно разглядывать из заоблачных высей. Вижу, что пустырь на завороте Невы пока не застроен, но прочее, кажется, поменялось сильно, и я бы не решился на ностальгическую прогулку. В моей памяти все стоит на своих местах, но будет сразу и без жалости стерто новой картиной.
Для равнинного, совсем не древнего и не знавшего стихийной застройки города, в северной столице на удивление много странных мест. В каждом, только вглядись и вслушайся, витает таинственное – где-то совсем чуть-чуть, а где-то очень мощно. Есть места со странным светом и странным эхом. Гоголь ничего не выдумывал: «Кареты со скачущими лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на своей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу, и алебарда часового вместе с золотыми словами вывески и нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз».
Весь Заячий остров, без сомнения, – остров тайны. Но шанс физически почувствовать эту тайну есть, кажется, лишь когда Петропавловская крепость пустынна. В былые годы по крепости можно было гулять ночью. Отчего-то об этом мало кто знал. Даже мои питерские друзья отказывались верить, что такое возможно. Неслыханная вольность объяснялась просто: внутри крепостных стен затерялся десяток небольших жилых домов. Служебное это жилье или нет, но запираемые ворота нарушали бы право его обитателей являться домой в любое время и принимать гостей.
Знаю, подобное знала и Москва. В бывших монастырях, в Историческом музее и других неожиданных местах десятилетиями обитали жильцы. Через какое- то время после победы пролетариата, когда городские квартиры были уже полностью утрамбованы победителями, народ (сразу после Гражданской войны) стал явочным порядком вселяться в оставшиеся строения. Выкидывать «классово близких» на улицу новая власть опасалась – публика была буйная, – так что их пребывание узаконили, а потом бесконечно долго и скупо расселяли. Но случай Петропавловки все же иной: там уже в XVIII веке были разного рода жилые строения для персонала и обслуги.