Электронная энциклопедия «Санкт-Петербург» (http://encspb.ru/) сообщает, что в общей сложности «в Петрограде-Ленинграде с 1918 по 1953 годы по политическим обвинениям было осуждено более 250 тысяч человек» (статья «Жертвы политических репрессий»). Свыше четверти миллиона! Сколько из них за эти прекрасные 35 лет осудили на казнь, узнаем, когда Книга памяти будет завершена.
А потом война и блокада затмили и перекрыли все. Население огромного города радикально поменялось. Первая послевоенная телефонная книга вышла в 1947 году, она имеется в Интернете, какой-то благородный энтузиаст выложил ее, отсняв фотоаппаратом. Сличение фрагментов 1937 и 1947 годов, которые в обычных условиях – всего-то десять лет прошло – не должны были бы сильно различаться, показывает: город минимум наполовину другой.
Среди абонентов 1937 года у меня были свои любимцы: Волк-Орлович H. С. (кан. Грибоедова, 106/12), Эвальд-де-Буавье К. Н. (Екатерингофский пр., 75), Робинзон-Крузо К. В. (Герцена, 27), Карнас-Дондышонская С. Л. (Мытнинская наб., 5/7), Мишкорудников Г. С. (К. Либкнехта, 79), Колумбус О. Б. (Бармалеева, 26) – в общей сложности примерно дюжины две персон. Никого из них не оказалось среди абонентов 1947 года. Хочу верить, что все они избежали злой участи, не кончили жизнь в левашовских расстрельных рвах, выжили в блокаду и переселились в Ялту, Сочи, Звенигород, Алма-Ату, Владивосток.
Людей, помнивших времена до победы большевизма и охотно делившихся воспоминаниями, мне повезло встречать по всей стране – вплоть до Ферганы и Архангельска, притом до самого конца 70-х. Но в самом любимом своем городе, где шанс встретить такого рассказчика был, казалось, выше всего, удача была не со мной. Весной 1966 года я как аспирант летал в Ленинград консультироваться по замысловатому геоморфологическому вопросу сразу у трех корифеев (и обитателей Васильевского острова) – у Дмитрия Васильевича Наливкина, Бориса Леонидовича Личкова и Сергея Сергеевича Шульца. Хотя каждый из них назначил мне встречу у себя дома, до неформального общения дело дойти не могло. Наливкин был для этого (или мне так показалось) чуть излишне барственным. В Личкове, хоть он и не пожалел для меня времени, сохранялась настороженность человека, отбывшего до войны шесть лет в Дмитлаге и Волголаге (откуда его вызволял письмами Сталину академик Вернадский), а затем столько же – в среднеазиатской ссылке. Что касается Шульца, он на полуслове был срочно куда-то вызван по телефону, а новая встреча почему-то не состоялась. Я к тому времени уже был знаком с его сыном, тоже геологом и тоже Сергеем Сергеевичем (он и подписывался: С. С. Шульц-мл.). Важный для меня рассказ Шульца- старшего (чуть ниже) я услышал хоть и от его сына, но все равно практически в оригинале.