— Превосходная идея!
— И весьма благородная, — промурлыкал тип, державшийся с другой стороны шатра, — Подумайте только, ведь можно назначить плату за каждый пальчик, каждый орган, даже каждый квадратный дюйм кожи. Мы ведь не принуждаем никого к сделке, это низко. Мы просто объявляем прейскурант, а желающий вернуть дитя сам определяет, какие его части ему любы более всего…
Гримберт ощутил, что мягкий пол в шатре вдруг сделался неустойчивым, точно палуба корабля. Или бронекапсула идущего полным ходом доспеха. Но в этот раз у него не было гироскопов «Убийцы», готовых автоматически выровнять положение.
— Извольте объясниться, — произнес он, задыхаясь, — Я хочу… Я требую, чтобы вы…
Вольфрам подошел ближе, неспешно, ленивым медленным шагом. Гримберт ощутил исходящий от него запах, тяжелый, но не опасный. Не такой, какой издают смертоносные по своей природе устройства и механизмы, скорее, запах товара, залежавшегося в лавке и захватанного бесчисленным множеством рук.
— Объясниться? Прошу простить мои манеры, мессир. Сейчас. Сейчас. Сейчас старый Вольфрам все вам растолкует…
Удар был столь стремителен, что Гримберт не то, что отразить его, но и заметить. Точно сверхзвуковая боеголовка, запущенная по хитрой извилистой траектории, просчитать которую оказались бессильны баллистические вычислители. Эта боеголовка угодила ему в правую часть живота и в первый миг показалось даже, что удар вышел ослабленный, не серьезный, потому как боли почти не было, только неимоверное удивление да замерзшее на губах ругательство, выдохнуть которое так и не хватило воздуха.
А потом боль пришла. Лопнула внутри, как лопается застарелый нарыв, надувшийся отравленной кровью и гноем. И все его внутренности вдруг оторвались от своих мест, сделавшись кровавыми сгустками, и перепутались между собой, превратившись в один огромный, раскаленный, пульсирующий клубок.
Он попытался отступить на шаг, но тело ему уже не подчинялось, оно подчинялось только боли и только ее слушало, безжалостно глуша все прочие частоты. Он попытался сдержать ее, впившись пальцами в живот, но это было не проще, чем сдержать голыми ладонями прорвавшую плотину. Он попытался…
Должно быть, он всхлипывал при этом, потому что тот, кого именовали виконтом, рассмеялся:
— Вот тебе и маркграф. Полагается ли венценосной особе так скулить?
Вольфрам удовлетворенно кивнул, потирая кулак. Кулак был совсем ее большой и на вид не тяжелый, но веса в нем было больше, чем в двенадцатидюймовом снаряде. А злости и того больше.
— Пусть скулит, — предводитель рутьеров подмигнул ему, обходя Гримберта кругом, — Знать, у нашего мессира при дворе много учителей было, да только все не те. Ну это ничего. Думаю, «Смиренные Гиены» быстро научат его этикету…