ВОРЖИШЕК (умоляюще). Пане Доминик, но вы же сами говорили, что женщине так душить не по силам.
КУЧЕРА (резко). Не припомню такого!
ВОРЖИШЕК (перелистывает блокнот). Я записал в протокол.
КУЧЕРА(обрывает его). А если и так, то теперь я пересмотрел свое мнение. В свете вновь открывшихся фактов. Граф Гурьев был катастрофически пьян и не способен отбиваться. Любовница могла положить подушку поверх глиняной маски, а после сесть сверху, навалиться всем своим весом и ждать, пока граф задохнется.
ВОРЖИШЕК (шелестит листами). Но панна тоже была навеселе… Напилась, как… как… Вот, она сама говорила: «как порося».
КУЧЕРА (ехидно). Томаш, а ты всем на слово веришь? Разве не знаешь, что люди часто обманывают?
ВОРЖИШЕК (рассказывает). Вечно он так, панове! (Передразнивает голос Кучеры) Разве не знаешь… Знаю, конечно. Я и сам часто обманываю. Но эти насмешки пане Доминика бьют прямо в поддых, у меня сразу в глаза темнеет и хочется ответить крепким словцом. Но нельзя… Потерплю до поры, до времени. Стану однжды и я следователем. Старикан не зря все время намекает, что ему пора на покой. А пока пусть говорит, что хочет.
КУЧЕРА (уже менее язвительно). Девица не так проста, как кажется на первый взгляд. Могла притвориться пьяной, подождать, пока граф захрапит, а потом уж взяться за подушку. Утром для виду прополоскала рот водкой, да еще и на одежду капнула, чтоб мы издалека запах почуяли и ничего не заподозрили. Нет, я все больше убеждаюсь, что это сделала она.
МАРМЕЛАДОВ (твердо). Исключено. Она не могла убить графа по трем причинам.
КУЧЕРА (все еще ехидно). Ну, что же, давайте послушаем.
МАРМЕЛАДОВ (спокойно). Виктория Михайловна накануне действительно напилась до бесчувствия. Вы же умеете отличить запах только что пролитой водки от вчерашнего перегара? Судя по всему, барышня начала пить еще в Карлсбаде, а после добавила в придорожной таверне или в карете усугубила. Всю ночь она проспала на груди у графа – тот, как видите, завалился в кровать при полном параде, в мундире и с орденами. И вот, поглядите сюда… Звезда святой Анны отпечаталась на щеке у Виктории Михайловны, все лучи отчетливо видны, а кожа вокруг посинела. Согласитесь, такое возможно только в том случае, если она лежала неподвижно очень долгое время.
ВОРЖИШЕК (рассказывает). Я согласился, не раздумывая. Ну а что?! У нас в Голешовице люди тоже пьют. Не так, как русские, конечно, но пьют изрядно. Мне самому не раз приходилось просыпаться с похмелья. Вихры торчат во все стороны, с такими заломами, что и не прислюнишь сразу. Шея болит, будто на ней всю ночь черти плясали. А уж на лицо лучше не смотреть, чего там только не отпечатывалось… Но пане Доминик все еще сомневался – стоит, губу оттопырил, головой покачивает. По всему видно, не верит сыщику. Впрочем, пане Родиона это не смутило. Мне вообще показалось, что он не нас старался убедить, а говорил для себя, чтобы мысли по полочкам разложить.