КУЧЕРА (разочарованно). Вы что же, не узнали этого человека.
ГУСТАВ (отмахиваясь). Он был одет во все черное. На пороге не обернулся, потому лица я не разглядел. Подумал, может у кого-то из гостей был посетитель, засиделся допоздна, вот и уходит. Откуда мне было ночью знать, что граф уже преставился?!
МАРМЕЛАДОВ (к Кучере). Надеюсь, теперь вы окончательно убедились, что это убийство не мог совершить Голем. Это сделал человек.
ВОРЖИШЕК (взволнованно). А то, второе?
МАРМЕЛАДОВ (резко поворачиваясь к нему). Было и второе убийство?
ВОРЖИШЕК (торопливо). Второе, если считать за прошлую ночь. А за две ночи – третье.
КУЧЕРА (шипит). Томаш, кто тебя за язык тянул?! Теперь мы от этого настырного хлыща не отвяжемся…
Карета едет по улицам Праги. Шум города.
ВОРЖИШЕК (рассказывает). Пане Доминик отвесил мне подзатыльник за то, что некстати брякнул про убийство Мартинки и ее сестры. Обидно, панове, вот ей-ей, обидно. Я же как лучше хотел. Да оно и вышло лучше. Пане Родион клещом вцепился в следователя по особо важным делам, потребовал показать ему место преступления и трупы обеих девиц. Уж как отбивался пане Доминик! Ругался страшно. Кричал, что не позволит любопытным иностранцам совать нос в частную жизнь обывателей Пражского Града, коих он лично поставлен защищать. Пане Родион не склонился перед налетевшей бурей, только усмехнулся и заметил, что частная жизнь обывателей Пражского Града его нисколечко не интересует, но вот смерть – весьма и весьма. Тем более, если барышень и графа Гурьева погубил один и тот же убийца. Пане Доминик возразил: а если не один и тот же? На что пане Родион всплеснул руками: да сколько же у вас Големов по ночам ходит? Дюжина?! И заметил вскользь, что если ему будут мешать расследовать смерть русского графа, то он немедленно умоет руки и вернется в особняк князя Салтыкова. Пане Доминик сообразил, что князь тут же помчится к бургомистру, а потом бургомистр устроит выволочку пане Доминику. Следователь смирился и перестал метать молнии, хотя гром нет-нет, да и рокотал в отдаленном ворчании. Он приказал запереть любовницу графа в нумере и охранять, пока не проспится. Поехали на Анненскую улицу. В карете старикан старался не глядеть на русского сыскаря, хотя это было трудно – сидели они лицом к лицу, но обращался пане Доминик только ко мне. Пане Родион тоже игнорировал соперника, говорил подчеркнуто со мной одним. Будто я громоотвод, право слово.
КУЧЕРА (к Воржишеку). Черная спина… Черная спина, да? Кто одевается во все черное, Томаш?
ВОРЖИШЕК (задумчиво)