А потом мы поехали в покойницкую. Ух, панове! Признаюсь, в этом подвале я всегда цепенею. Не потому, что там холодно, аж пар изо рта идет, и не потому, что там мертвяки вокруг. Мертвяков я не боюсь, да и одеться можно потеплее. Но там всегда такая жуткая тишина, от которой в душе просыпается ужас. Будто сам в гробу лежишь…
Тело русского графа успели привезти сюда, сняли мундир и прочую одежду. Доктор как раз закончил с ним возиться, подтвердил все предположения пане Доминика. Тот сразу расцвел, заулыбался и с вызовом обернулся к пане Родиону. Но русский разглядывал вывернутую шею Эльжбеты.
МАРМЕЛАДОВ (задумчиво). Это первая жертва? Старшая сестра, так вы сказали, пане Томаш?
ВОРЖИШЕК (кивает). Да, Эльжбета Бржезова. Ее задушили в собственном доме. А это Мартина, которую нашли сегодня утром под той телегой.
МАРМЕЛАДОВ (отрешенно). Эту я сразу узнал.
ВОРЖИШЕК (удивленно). Вы разве видели ее прежде? Или… А, я догадался… Узнали по жутким ранам…
МАРМЕЛАДОВ (все так же отрешенно). Барышень убил один человек, но почему-то обошелся с ними по-разному. Эльжбету задушил тихо, без увечий, а Мартину – растерзал.
ВОРЖИШЕК (с видом знатока). Известно, почему. Старшая сестра – сама кротость, кого ни спросишь, все ее любили, а младшая – бес в юбке. Вечно всюду лезла, раздражала людей. Такая и глиняного истукана до бешенства довести могла. Вот Голем ее и…
МАРМЕЛАДОВ (со вздохом). Нет, здесь иное. Мартину задушили, в том нет сомнения. Зачем же убийца после этого шесть раз ударил обмякшее тело о стены и трижды о железную решетку сточной канавы? Зачем кому-то понадобилось калечить труп?
ВОРЖИШЕК (рассказывает). Пане Родион задумчиво бродил между столами. Три шага вперед, три обратно. Он не замечал никого вокруг, иногда рука его касалась пышных локонов Эльжбеты, недавно горевших золотом, а теперь изрядно потускневших. Пане Доминик вполголоса беседовал с доктором и делал вид, что ему безразлично это хождение туда-сюда, но я-то видел: косится старикан. Ждет подсказки, надеется на проницательность русского сыскаря. У нас-то по этим двум убийствам – никаких зацепок, ни единого подозреваемого. Пане Родион размышлял с четверть часа, у меня уж руки озябли, но когда он заговорил – стало еще холоднее.
МАРМЕЛАДОВ (ледяным тоном). Пожалуй, объяснение здесь может быть лишь одно. Убийца хотел, чтобы все тело было покрыто засохшей кровью.
ВОРЖИШЕК (встрепенувшись). Но зачем ему это?
МАРМЕЛАДОВ (чеканя каждое слово). Чтобы скрыть кровь, которую он пролил чуть раньше.
ВОРЖИШЕК (рассказывает). Ну, вот почему нельзя сказать просто?! Опять загадки. Я давно подметил подобную особенность у пане Доминика. Пробросит словечко, намекнет, а ты ломай голову, что бы это значило. Вроде как таким образом он заставляет мои мозги работать. А зачем? Сам же потом говорит: «Не думай, Томаш, тебе вредно». Выпендривается следователь, подчеркивает, что он по особо важным делам, а я так, карандашиком по бумаге чиркаю. Пропасть между нами обозначает… Вот и пане Родион ничего не объясняет толком. Хотя этот, вроде, не выпендривается, просто говорить ему неприятно. Небось, о чем-то омерзительном речь? О чем-то, что гаже убийства… Пане Доминик догадался первым. Ну, то есть вторым, уже после сыщика, а все-таки прежде меня.