Настёнка: Ну чё, Глебыч, как доехал до дома?
Я: Макаркин, ты?
Настёнка: Я. Не узнал, что ли?
Я: Тьфу ты! Я-то уж подумал… Не ожидал, что ты пол сменишь.
Настёнка: Шифруюсь.
Я: Ты как, всё спокойно?
Настёнка: Не знаю, я же симку выкинул. Сегодня целый день на Солёнке торчал, перекопал весь песок. Нету кольца.
Я увидел Игоря, сидящего на кровати с телефоном в руках, почувствовал его тоску и пустоту в душе. Посмотрел на свою руку, и щёки запылали от стыда. Пусть перстень полежит под подушкой, ничего ему там не сделается. Снял — и видения пропали.
Я: Слушай, давай поищем похожее кольцо. Отдашь его Николаю.
Макаркин замолчал, по-видимому, обдумывал мои слова.
Настёнка: Надо точно такое же, а не похожее. И где искать? Ещё одну старушку откопаем?
Я: В антикварных, в ломбардах. Ещё на сайтах, где всякие коллекционные штуки продают. Я поищу.
Настёнка: Ок.
Я отложил все дела и до ночи шерстил сайты со старинными украшениями, пока не зарябило в глазах от колец, браслетов и камей. Перстни с агатом тоже встречались, но ни одного похожего.
И вдруг напрягся. Нет, я не нашёл то, что искал, — это была бы невероятная, фантастическая удача, — но фото стоило внимания. На тёмном бархатном фоне, в обрамлении тонких серебряных веточек сиял чёрным агатом кулон. Щёлкнул по картинке, развернул снимок и достал из-под подушки перстень. Так и есть, украшения из одного набора. Красивый кулон, но для нас с Макаркиным бесполезный. И всё же написал приятелю и дал ссылку на сайт — вдруг у продавца найдётся ещё и перстень.
Я устал, спать хотелось страшно. Отчаянно зевая, потащился в ванную, умылся и почистил зубы. В доме было темно и тихо, только слышалась какая-то возня на кухне — это Васька лакал воду или ел корм, ведь кошки и в темноте отлично видят.
Открыл дверь в свою комнату и остолбенел: на кровати лежала мама. В слабом сиянии компьютерного экрана я увидел длинную юбку и босые ноги, поэтому решил, что это она.
— Мам, ты чего? Я думал, ты спишь.
Она как-то утробно застонала, и я перепугался.
— Тебе плохо?
Я нащупал выключатель. Вспыхнул свет, и спазм перехватил горло: на постели вытянулась старуха Мельникова, скрестив на груди серые руки. Мёртвые глаза были открыты и медленно двигались туда-сюда, как маятник, скользнули по стене с плакатом Джастина Бибера и остановились на мне.
— Свези кольцо Анке, Глебушка, — прошамкала покойница. — Отдай, пока беда не стряслась.
Она шевельнула рукой, и на пол свалился… отрезанный палец. Я зажмурился и в ужасе заорал.
— Глеб! Что случилось?! — Это мама трясла меня за плечо.