Макаркин надел кольцо на палец и удивился:
— Думал, что мало будет, а оно как влитое. Что за камень, ты не знаешь?
— Агат, наверно… тебе идёт, — покосился я. Перстень сделал его руку красивой, даже изящной.
— Голова чего-то трещит, — поморщился Игорь. Прицелился камерой, щёлкнул несколько раз и отправил кому-то снимки.
Телефон зазвонил почти сразу, и друг ответил, довольно улыбаясь и предвкушая похвалу:
— Задание выполнено, шеф!
На том конце разразились руганью:
— Болван! Немедленно сними кольцо! У него должен быть один хозяин!
«Шеф» так орал, что мне было прекрасно слышно каждое слово.
— Да ладно, ладно… — Макаркин стянул перстень, убрал в карман рубашки и застегнул на пуговку. — Снял, не волнуйтесь.
— Как всё прошло? Вас никто не видел? — немного успокоился Николай.
— Нормально управились. Никто не видел, здесь безлюдно, как в пустыне.
— Не задерживайся, одна нога здесь, другая там. Кольцом не свети и на лапу не надевай. Жду.
Игорь покраснел и сбросил звонок.
— Раскомандовался… Подождёшь, не пожар. — Зевнул, широко раскрыв рот, и добавил: — Спать охота! Глеб, давай отдохнём немного, а?
Я согласился, потому что тоже устал. Всё тело ныло, и разболелась голова. Свернул с трассы в лесок, выбрал тенистое местечко. Игорь решил лечь под соснами, уверяя, что на воздухе сон слаще. Расстелил на опавшей хвое старое покрывало из багажника, а я расположился в машине, открыв ради прохлады окна. Не помню, как уснул. Вроде только глаза закрыл — и провалился в темноту.
…Я снова раскапываю могилу, отбрасываю землю и глину в сторону; тёмный массивный крест возвышается надо мной растопыркой. С овальной фотографии на меня смотрит молодая Клавдия Фёдоровна. Подобранные сзади тёмные волосы, полные губы, голубые глаза, брошка приколота у воротника под горлом — Мельникова когда-то была красавицей.
Чёрный ворон сидит на кресте, косит любопытным глазом.
— Кыш! Пошёл вон! — намахиваюсь я.
Ворон каркает, разевая клюв, но не улетает. Пёс с тобой, сиди.
Вот и гроб… Я вытаскиваю гвозди и снимаю крышку. Почему-то совсем не страшно, а просто любопытно.
Она и в самом деле очень красива. Бледное тонкое лицо, венчик каких-то цветочков на голове, белое платье до щиколоток, наверняка свадебное. Очень жаль, умерла такой молодой. Оборвалась жизнь… почему, зачем? Как же это несправедливо! Тонкие руки сложены на груди, и перстень с тёмным камнем блестит на пальце.
Я осторожно беру руку покойницы, удивляясь, какая она мягкая, будто у живой. Снять кольцо — пара пустяков, вот оно у меня на ладони, тяжёленькое, тёплое.