И тут в самый страшный, переломный момент сражения, случилось невероятное. Сам Раевский примчался на передовые позиции. С ним были оба сына. Шестнадцатилетний Александр всё порывался отобрать у знаменосца полковое знамя, чтобы идти с ним в бой.
Спрыгнув с коня, Раевский выхватил из ножен генеральскую шпагу и, держа за руку десятилетнего Николая, ринулся к солдатам.
— Вперёд, ребята! — мощным голосом, заглушая грохот орудий, вскричал он. — Я и дети мои с вами!
Закалённые бойцы, казалось, всё знающие о ратных подвигах, были потрясены. Сам командир идёт впереди пехоты, готовый пожертвовать сыновьями ради победы…
— У-р-р-а-а! — и тёмно-зелёные шеренги русских бросились в атаку.
Началась жестокая рукопашная схватка. Грозный вид решительно надвигающихся русских солдат устрашил противника. Маршал Даву, по-прежнему считая, что неподалёку свежие русские полки, отдал приказ отступать.
А тем временем армия Багратиона, никем не замеченная, уже переправилась через Днепр и двинулась на встречу с Барклаем-де-Толли.
Мгновенно разнеслась по России, обрастая новыми подробностями, история сражения у крошечной Салтановской плотины.
Художники спешили изобразить генерала с сыновьями перед рядами войск, поэты наперебой посвящали ему стихи.
Сергея Глинку подвиг генерала Раевского вдохновил на такие строки:
Великодушный русский воин,
Всеобщих ты похвал достоин…
Вещал: «Сынов не пожалеем,
Готов я с ними вместе лечь,
Чтоб злобу лишь врагов пресечь!»
Понемногу поток прославлений, похоже, стал раздражать генерала. И по сей день нам остаётся только гадать, что же произошло на самом деле. Потому что спустя некоторое время Раевский решительно отрицал весь этот эпизод: «Правда, я был впереди. Солдаты пятились, я ободрял их… Но детей моих не было в ту минуту. Младший сын собирал в лесу ягоды (он был тогда сущий ребёнок, и пуля прострелила ему панталоны); вот и всё тут, весь анекдот сочинён в Петербурге».
Но молва ширилась. И что бы ни говорил «великодушный русский воин», легенда о его подвиге жива до сих пор.
Адъютант протянул Раевскому зрительную трубу. Отсюда, с высоты крепостных стен, хорошо было видно, как строятся колонны, изготавливается к атаке французская конница.
Почти тысячу лет стоял Смоленск на берегу Днепра, сторожа западные границы России, не раз принимал он на себя удары чужеземных захватчиков.
Тяжело вздохнув, Раевский стал спускаться вниз. «Ничего, — успокаивал он себя, — хуже было бы, коль ушёл бы я далеко и не услышал вчера со стороны города выстрелы и шум боя».
Действительно, произошло непредвиденное. Едва наши основные силы отошли от Смоленска, по нему неожиданно ударил Наполеон. Повернув назад, поспешил на помощь защитникам города корпус генерала Раевского.