Наш долг — просветить этих отсталых бедолаг, а затем даровать им равные с китайцами права. Посетил ли ты капитана Ни?
— Да, ваша честь. Он показался мне человеком приятным и вдобавок хорошо информированным. Как я и ожидал, ему много что известно о Мансуре.
После того как Цзяо Тай пересказал слова капитана, судья Ди сказал:
— Будь поосторожнее с этим капитаном, Цзяо Тай. Я его словам не верю. Они нисколько не согласуются с тем, что я услышал от Лян Фу. Мансур — богатый князек, с чего бы ему опускаться до вымогательства? И откуда вообще Ни выкопал эту историю? Постой-ка, он сказал тебе, будто решил несколько лет провести на берегу, потому что любит спокойную жизнь и желает постичь тайны мироздания. Но это звучит совсем уж неправдоподобно! Он мореход, а мореходу нужны более веские основания, чтобы расстаться с морем. Я полагаю, что Ни сам был влюблен в эту женщину, а семья выдала ее замуж во время одного из его плаваний. Ни остается на берегу в надежде на то, что рано или поздно ее престарелый муж умрет, тем самым позволив капитану жениться на своей старой возлюбленной. Конечно же, Ни ненавидит Мансура, соблазнившего эту женщину, а потому выдумал всю историю с вымогательством. Что ты на это скажешь?
— Да, может быть, и так, — пожал плечами Цзяо Тай. — Это вполне согласуется с рассказанным мне двумя его юными рабынями, а именно что капитан глубоко предан некой женщине.
— Двумя юными рабынями? — переспросил судья. — Так вот почему градоначальник вчера сказал, будто Ни ведет распутную жизнь.
— Нет, ваша честь. Эти две девушки — они, кстати говоря, близнецы — однозначно заявили, что капитан никогда не проявлял к ним такого рода интереса.
— К чему они ему тогда? Для украшения дома? — спросил Дао Гань.
— В память об их матери, его дальней родственнице. — Он поведал о том, что рассказал ему капитан Ни, и под конец добавил: — Тот китайский негодяй, что соблазнил барышню, был самым что ни на есть подлым ублюдком. Я ненавижу таких, которые полагают, будто могут обижать чужеземок только лишь потому, что они не китаянки.
Судья окинул его внимательным взглядом и надолго замолчал.
— Ладно, у нас есть проблемы поважней личной жизни морехода, — наконец заговорил он. — Вы оба можете сейчас пообедать. Но к двум часам пополудни будьте на совещании.
Когда два друга, распрощавшись с судьей, уже покидали приемную, Цзяо Тай прихватил с приставного стола маленький сверток. Протягивая его Дао Ганю, он объяснил:
— Какая-то девица сунула мне это в рукав прямо на улице. Она нарочно столкнулась со мной, когда я вышел из дома Ни. И раз уж тут написано, что передать следует лично в руки, я не стал показывать сверток судье, пока ты сам его не откроешь.