Дао Гань поспешно развернул красную бумагу. Внутри находился предмет в форме яйца, завернутый во что-то похожее на старый не-надписанный конверт. Это оказалась клетка для сверчка, искусно вырезанная из слоновой кости.
Дао Гань приложил ее к уху и прислушался к тихому стрекоту.
— Это точно от нее, — пробормотал он и вдруг воскликнул: — Погляди-ка! Что это значит?
Он ткнул в квадратный отпечаток на клапане конверта. Там было оттиснуто:
«Личная печать Лью, императорского цензора».
— Мы должны немедленно показать это судье! — взволнованно проговорил он.
Они вернулись в глубь зала. Когда судья Ди с недоумением оторвал взгляд от карты, которую изучал, Дао Гань молча протянул ему клетку и конверт. Цзяо Тай вкратце объяснил, откуда взялся сверток.
Судья отложил клетку, внимательно рассмотрел печать, затем надрезал конверт и вынул из него единственный лист тонкой бумаги, весь испещренный мелкой скорописью. Разгладив на столе бумагу, он тщательно ее изучил, потом поднял глаза и заговорил очень серьезно:
— Это заметки, сделанные для себя цензором. Тут говорится о трех арабах, заплативших ему за полученные товары. Он толком не сообщает, о каких именно товарах идет речь. Кроме Мансура, он упоминает еще двоих, названных «Ах-ме-те» и «А-си-се».
— Пресвятые Небеса! — воскликнул Цзяо Тай. — Получается, что цензор — изменник! Или, может, это фальшивка?
— Заметки подлинные, тут нет никакого сомнения, — медленно проговорил судья. — Печать тоже настоящая: в суде я видел ее сотни раз. Что же касается почерка, то я знаком с рукой цензора лишь по секретным докладам Большому совету, написанным им собственноручно, но не скорописью, как в этих записях. Однако такой скорописью, как здесь, владеют лишь очень образованные люди.
Он откинулся в кресле и надолго погрузился в собственные мысли. Два его помощника с тревогой глядели на судью.
Вдруг он встрепенулся и оживленно заговорил:
— Я вам расскажу, что это значит! Кто-то прекрасно осведомлен об истинной цели нашего посещения Кантона. А поскольку это тщательно охраняемая государственная тайна, неизвестная нам особа должна быть высокопоставленным столичным чиновником, посвященным во все секреты Большого совета. Он должен принадлежать к тем, кто противостоит цензору. Именно он и его сообщники заманили цензора в Кантон, дабы вовлечь в заговор Мансура, обвинить в государственной измене и тем самым навсегда убрать с политической сцены. Но цензор, конечно, раскусил неуклюжий замысел. Он сделал вид, будто готов сотрудничать с арабами, о чем свидетельствует эта записка, но поступил так исключительно для того, чтобы выяснить имя человека, который стоит за всем заговором. Однако и его противники, видимо, обнаружили, что цензор разгадал их план. И тогда его отравили.