— Что — всё?
— Уволился физрук. Уволился и уехал. Дело возбуждать не стали, нет доказательств, или не искали. Но уехал. Так что зубастенькие семиклассники. По крайней мере, эти. И Виктор Голодковский был таким же. До самоубийства довести его никто не мог. Сомневаюсь.
— А в семье?
— Нормально в семье. Не хуже, чем у большинства. Даже лучше. Отец, хирург, ещё за год до закрытия больницы выучился на сантехника, мать, детский врач, теперь штукатур-маляр. Без работы не сидят, хотя и не грузятся сверх сил. Труд свой ценят недешево. В прошлом году семьей ездили в Грецию на две недели — это мне ученики рассказали, не Виктор. Уже потом. В этом, летом, собирались на Красное море.
— А у остальных ребят, у этой четверки?
— Подноготную не знаю, но судя по одежде, нормально в семье.
— Вы судите по одёжке?
— Конечно. Если одежда грязная, мятая, дырявая — в семье неладно. А если одет прилично, то и семья приличная. Не стопроцентный метод, но в девяносто пяти случаях из ста срабатывает.
— Прямо дедуктивный метод.
— Нам, учителям, без этого никак.
Они ещё поговорили, вернее, капитанша спрашивала, а учительница отвечала, но классная чувствовала — пустое. Не знает никто причины, по которой Виктор Голодковский выпрыгнул из окна девятого этажа, и вряд ли когда узнает. Да и есть ли у причины фамилия, имя и отчество, или это просто проявление жизни в конкретном месте конкретного времени?
3
Возвращался домой Антон не спеша. Мир велик даже в пределах Смирнова-Каменецкого. Село, названное именем героя гражданской войны, разросшееся в город, а теперь возвращающееся в первобытное состояние. Нет нужды ни в батарейках, ни в обувной фабрике, ни даже в заводе «Гранит», где производили совсем не гранит, а всякие необходимые для обороны страны вещи. Потом, может опять понадобятся и батарейки, и обувь, да только где Смирнов-Каменецкий, а где потом.
Он зашёл в магазин, купил эскимо. В седьмом классе эскимо уже не то, что прежде, но он всё ещё любил сладкое. Сел на скамеечку в скверике, не спеша съел лакомство, бросил обертку в урну.
Домой идти не хотелось, а нужно. Больше ведь некуда.
Отец в рейсе, он дальнобойщик. Матушка волнуется и за отца, не хватает, чтобы она ещё и за него переживала. И потому прыгать с балкона он не станет. Раньше не прыгал, и впредь не собирается. Хотя можно и прыгнуть, живёт он на втором этаже, под балконом клумба, земля мягкая, море цветов. Это как бы шутка. Но Витьку он не понимал. Не осуждал, нет, видно, были у Витьки соображения, но не понимал. И никто из оставшихся не понимал.