– Он чрезвычайно заинтересовал меня, – говорил Александр. – Какой поразительный ум! Он так глубоко верит в быстрое восстановление Франции, что нашел даже возможным предложить мне союз с ней. Это большой патриот, и у него благородное сердце. Я хотел бы что-нибудь для него сделать.
Но царь ничего не сделал. Он не понимал еще тогда опасности, какую представляло для России создание великой объединенной Германии. Ему пришлось понять это только три с половиной года спустя, когда наступил кризис 1875 года.
* * *
Той же осенью серьезное, интимное и вполне естественное событие нарушило спокойное счастье любовников. Екатерина Михайловна почувствовала себя беременной. В ней это событие, пробудив материнский инстинкт, вызвало гордую и яркую радость.
Но Александр был потрясен. Его угнетало сознание, что положение Екатерины Михайловны обнаружит ее незаконную связь с ним и послужит поводом для всякого рода сплетен и пересудов.
Конечно, страх перед тайной канцелярией внушал всему русскому обществу такое почтение к императорской особе, что никто не рискнул бы злословить громко. Но Александр отлично знал, что за закрытыми дверьми, в суетных и злобных перешептываниях будут беспощадно трепать и порчить имя его возлюбленной.
Любя Екатерину, восторгаясь идеальными формами ее тела, Александр огорчался также будущими переменами в ее внешности. Помимо этого, его терзал суеверный страх: ему казалось, что материнство грозит Екатерине смертельной опасностью.
Но все обошлось прекрасно. Беременность проходила благополучно, без всяких осложнений. Внешний вид Екатерины Михайловны так мало изменился, что даже невестка ее, в доме которой она жила, не замечала ее беременности. Фотография Екатерины, сохранившаяся от восьмого месяца беременности, не обнаруживает никаких изменений в ее фигуре.
11 мая Екатерина Михайловна почувствовала первые приступы болей. Чтоб сохранить все в абсолютной тайне, император решил, что при первых симптомах Екатерина Михайловна переедет в Зимний дворец в интимные апартаменты Николая I, бывшие обычным местом их встреч. Скрытые проходы, потайная лестница и, наконец, строгое запрещение входа туда кому бы то ни было надежно изолировали эту часть дворца.
Не предупредив ни свою невестку, ни даже горничную, молодая женщина одна направилась в карете в Зимний дворец, куда она вошла, по обыкновению, через низенькую дверь, открыв ее своим ключом.
Император, предупрежденный, немедленно спустился к ней и провел с ней около часу. Но внезапно боли утихли. Решив, что тревога преждевременна, Екатерина Михайловна спокойно уснула на голубом репсовом диване – в этой уединенной комнате, где со времени Николая I ничего не изменили, не было даже кровати.