Александр II. Воспоминания (Юрьевская) - страница 64

В наше время подобная изысканность тем более драгоценна, что встречается так редко. Разве не видали мы в наши дни стольких государей, сохранивших от своего августейшего происхождения и пышного достоинства один лишь титул!

Но вернемся к рассказу о последних днях государя, чей конец был так близок.

По завершении своей последней семейной трапезы император, следуя усвоенной им сладостной привычке, отвел к себе в кабинет сына, юного князя Георгия, которого ему угодно было просвещать полезными советами насчет того времени, когда он, его отец, окончит свой земной путь. Непосредственные свидетели могут подтвердить, что знаменитый отец старался запечатлеть в сердце юного князя свои мысли, вкусы, склонности и стремления; император вообще придавал большое значение тому, чтобы воспитание этого ребенка было серьезным и совершенным во всех отношениях.

Император был счастлив вновь обрести свое детство в последнем сыне: когда тот заслуживал выговора, он нередко говорил вполголоса жене: «Узнаю в нем себя, это в точности я сам». И тогда, убеждаясь в совершенном сходстве сына с самим собой, он не мог скрыть слез, счастья и внутреннего удовлетворения.

Всякому известно, что добрый король Генрих IV любил играть с своими детьми и что однажды некий посол обнаружил его на четвереньках, катающим сына на спине. Обернувшись к удивленному послу, король сказал ему с улыбкой: «Да позволит мне Ваше Превосходительство завершить круг по комнате!» Так вот, Александр II ничуть не уступал в доброте французскому государю; наедине с детьми он часто уступал их просьбам и особенно просьбам младшей дочери, и скатывался вместе с нею с русской горки, возведенной в одной из дворцовых зал. Восхитительно убеждаться в том, что и самые высочайшие монархи нередко предпочитают отрекаться от величия ради сердечных семейных радостей. Трудно найти тому объяснение, но было самым очевидным образом подмечено, что император Александр II был счастлив и горд тем, что в младшем сыне находил простое частное лицо, которому передал частицу самого себя, которой предстояло стать частью всей нации. Император нежно и совершенно исключительным образом любил этого сына от второго брака, которому отдавал явное предпочтение; ребенок же сполна возвращал отцу его любовь, выражая ее столь явно в присутствии посторонних, что все ее замечали, – либо бросаясь в объятия отцу, чтобы многократно расцеловать его, либо прерывая его речь каким-нибудь вопросом, на который император никогда не отказывался ответить. Ребенок относился к отцу с очаровательной фамильярностью, без малейшего смущения, будто ему было неведомо, что отец его является государем.