Эта привычка ребенка видеть в Александре II лишь нежного отца, а не венценосную особу объясняет, почему юный князь не испытывал ни робости, ни смущения в присутствии блестящих знаменитостей, которые для него все стояли ниже отца.
Во время ежедневных бесед, которые вел с сыном в ту последнюю зиму отец, побуждаемый, возможно, смутным предчувствием близкого конца, он говорил с ним о будущем, указывая юному князю, как ему следует вести себя, когда Бог похитит у него его отца. Император избегал присутствия за этими беседами княгини, которой совершенно не понравились бы эти печальные темы. Но она догадывалась о них по волнению и слезам сына. В тот вечер, накануне трагической развязки, он долго беседовал с юным сыном на эту тему. (Сама княгиня, вдова Александра II, после смерти государя подтвердила факт такой беседы многим заслуживающим доверия лицам.)
Несмотря на предложение жены собрать всех близких, он отказался, сказав: «Я предпочитаю воспользоваться днем причастия, чтобы остаться наедине с тобой, с кем рядом чувствую подлинное отдохновение и счастье». Совершенно очевидно, что в самые серьезные моменты последних лет своего царствования император всегда искал и находил у княгини совет, поддержку и опору для самых важных дел, и лишь она одна придавала ему спокойствия, бодрости духа и решимости для их исполнения.
За чаем княгиня спросила, поедет ли он завтра на парад, на что он отвечал: «Почему бы и нет?» Такой уклончивый ответ, казалось, был дан с целью узнать причину вопроса.
Не зная о заговоре, составленном против жизни государя, а также всего того, что было известно на этот счет Лорис-Меликову, княгиня, уже три воскресенья подряд удерживавшая своего супруга во дворце, напрасно искала теперь нового предлога удержать его вновь, чтобы его величество не пошел на завтрашний смотр войск. Впрочем, поскольку ее заверили, что на пути следования императора к манежу будут приняты все человечески возможные меры предосторожности, княгиня воздержалась от высказывания каких-либо соображений и промолчала, чтобы не противоречить императору без благовидного предлога, а император истолковал ее молчание как согласие.
Весь вечер он пребывал в веселом настроении и с величайшей непосредственностью предавался беседе, что явно доказывает, что у него не было никаких предчувствий. В таком счастливом расположении духа император лег спать и провел прекрасную ночь, свою последнюю ночь на земле.
На следующий день утром он встал и в обычное время совершил прогулку с детьми; затем прослушал обедню, после чего позавтракал вместе с лицами из его ближайшего окружения, которые присутствовали на богослужении. Эти люди подтвердили, что его величество прекрасно себя чувствовал и пребывал в совершенном спокойствии.