Выйдя за порог библиотеки, процессия двинулась меж двух рядов многочисленных присутствовавших, имевших самый скорбный и горестный вид. Траурные одежды, длинные креповые накидки, искаженные ужасным волнением лица и глаза, опухшие от слез, обильно проливаемых в течение четырех дней отчаяния, – такое зрелище всеобщего горя леденило и заставляло болезненно сжиматься даже самые мужественные сердца. Как описать всеобщую боль! Какие душераздирающие вздохи и какая скорбь! Сколько подавляемых и разрывающих сердце рыданий! Сколько потоков слез, заливающих потрясенные лица! Никогда еще ни один государь не становился предметом столь единодушного оплакивания со стороны своего народа. Никогда еще ни один государь и не заслуживал, по справедливости, такого сокрушения о своей смерти.
Едва безутешная толпа завидела гроб, заключавший в себе возлюбленного императора, как инстинктивно и спонтанным порывом она бросилась на колени. Послышались скорбные стенания, некоторым едва не сделалось дурно, так сильно было волнение, ощущаемое всеми присутствующими.
При виде несчастной вдовы государя, нетвердыми шагами бредущей за гробом, с пугающе неподвижным взглядом, прикованным к лицу ее усопшего супруга, притом что весь облик несчастной княгини обнаруживал ее глубочайшее и ужаснейшее отчаяние, многие присутствующие восклицали: «Бедная женщина!., это ужасно!.. Боже мой!», другие говорили: «Что станет с Россией?»
В то мгновение всякий этикет и обязанности были забыты, уступив место излияниям самой подлинной, искренней и глубочайшей скорби. Слышались лишь рвущие душу сдавленные рыдания, вырывающиеся из всех грудей; каждый ощущал в душе отзвук ужасного и несказанного несчастья, обрушившегося на потрясенную страну. Только великая вера христианская могла внушить покорность высшим предначертаниям Предвечного, но такая вера должна была быть непоколебимой, как скала, чтобы при столь ужасном катаклизме религиозные принципы не исказились сомнением.
Войдя в церковь, члены императорской фамилии установили гроб на катафалк и приблизились к нему, чтобы поцеловать руку и лоб покойного. Вдовствующая княгиня, вслед за великими княгинями, также совершила последнее целование, но когда она поднималась и спускалась по ступеням катафалка, ее поддерживал один из великих князей.
По завершении этой горестной церемонии их императорские Высочества снова приблизились к гробу: в святой ограде прозвучало пение заупокойных молитв, после чего императорский кортеж покинул церковь в том же порядке, в каком прибыл, вдова же государя, желая избежать взглядов присутствующих, вернулась в свои покои по коридорам.