Торопливо и недоверчиво, словно не веря самой себе, Соня рассказывала, как комитет вынес постановление освободить ее от руководства за то, что она не обеспечила явки на городской актив, за то, что на днях самовольно ушла с работы.
— Понимаешь, Ваня, ну что я могла сделать! Загвоздин из первой смены заболел, я отпросилась у бухгалтера и пошла к нему. А он поднялся тем временем и отправился в больницу! В комнате никого не было… Все ребята в смене… Куренков мне говорит: «Чем ты докажешь, что была там?»
— А ты скажи, кому-нибудь Павел верит? Он самому себе верит… один раз по субботам! Вот с активом действительно обидно получилось. Ну хоть бы ты мне билет дала: я бы поехал!
— Ваня, ведь ты же в вечернюю смену работал. И потом… Я хотела, чтобы на активе наши рядовые комсомольцы побывали: Голубев, Семенов — ведь они же очень хорошие ребята. А потом получилось так, что Голубева назначили в вечернюю смену. Семенов заболел, а Лида Квитанцева пообещала поехать и не поехала. Потом оказалось, что у нее не было денег на билет, а занять она постеснялась.
— Сонечка, ты не расстраивайся… Больно много из себя этот Куренков воображает, если из-за одной Квитанцевой… такое решение! Хочешь, мы письмо в ЦК комсомола напишем от всего цеха?
За окном жил хорошо видный со второго этажа завод. Белые приземистые широкие корпуса, ярко освещенные окна. Над невысокими серыми накатами крыш высоко в небо уходили черные трубы, которые то неторопливо курились серыми на синем фоне неба редкими витками дыма, то вдруг выбрасывали большие, черные, мохнатые облака, которые плыли над цеховыми зданиями и над поселковыми домами. В заводском дворе, сложенные прямо на землю, недалеко от барабанов с готовым кабелем, темнели ящики с завезенной недавно на завод новой арматурой. Левее от завода светились молодежные общежития. Там жили девушки, которых уже не собирались переселять на окраину поселка.
Соня смотрела на мерцающие золотые огни фонарей, на свет из окон цехов, слушала долетавший сюда, в заводоуправление, рокот машин и думала: сегодня ей комитет сказал «До свидания», а вдруг ей то же самое скажет и завод?
— Не хочу! — решительно сказала Соня. — Мой отец говорит, что жалуются только бессильные люди… Я Соболеву позвоню, — вдруг сказала Соня, и синие глаза ее заблестели двумя раскаленными звездочками. — Куренков говорит, что секретари горкома не хотят, чтобы я работала. Это больше всего и подействовало на членов комитета. Ваня, неужели это из-за выступления? Я на активе сказала, что Соболев нам ни в чем не помог. Я сейчас позвоню, и пусть объяснит… Игорь!