Соня зажмурилась. Ей впервые объяснились в любви. Ваня славный, она любит его как товарища, как брата… как, наверно, мать любит своего сына. Но любить так, как можно любить парня… Нет, так Соня еще не любила никогда. Правда, втайне от всех, где-то глубоко в сердце, у Сони был образ ее героя. Он должен быть красивый, высокий… Нет, это не обязательно. Ой должен быть добрый и умный и обязательно мужественный. А Иван? Правда, Иван в этом году даже в вечернюю школу поступил. Но ведь он еще мальчик. И Соня сказала, как могла, ласково:
— Но я тебя не люблю, Ваня. Но я к тебе очень, очень хорошо отношусь.
И снова они вместе работали в комсомольском бюро.
Соня женским чутьем угадывала, что чувство Ивана не прошло. Один раз Иван чуть не побил групорга из первого цеха Алу Варежку, которая, придя в механический цех, разругала стенную газету. Газета выходила приблизительно раз в месяц, иногда приуроченная к «красным числам» календаря, и делала ее вся молодежь цеха по очереди, постоянная редколлегия отвечала только за выпуск. Але не понравился отдел «За ушко да на солнышко» и то, что газету делает так много людей.
Однажды вечером Иван ожидал Соню возле заводоуправления. Он знал, что Соня на заседании комитета. Он видел, как члены комитета вышли из заводоуправления сегодня необычайно молчаливые. Но Сони среди них не было.
Потом он услышал, как задержавшийся у себя в кабинете начальник планового отдела, выходя, что-то сказал, кому-то и торопливо поднялся наверх.
Соня стояла возле окна и быстро-быстро водила пальчиком по стеклу.
— Соня! Что ты здесь делаешь, Соня? — воскликнул Иван. И ревниво спросил: — Или ждешь кого?
— Некого мне ждать, — медленно, Ивану показалось устало, ответила Соня.
— Не ждешь? Это хорошо! Соня, а чего ты приуныла? Эх ты, комсомольский секретарь!
— Я уж теперь… Вовсе не буду работать в комсомоле… — тихо сказала Соня.
— Не ври, Софья! Ты иногда любишь чего-нибудь такое… необыкновенное представить себе!
— А я и не вру. Я никогда не вру, Иван!
Весь день на улице снежило. Ветер сдувал с крыш кудрявые струйки снега. Неторопливо, размашисто покачивались вершины старых елей и сосен, которые росли на улицах поселка, — недавно на месте этих улиц был лес. Иногда ветер, пролетая, поднимал с земли широкую снежную простыню, она оседала где-то за углом одетого в белую шапку дома.
Зима шумела, шумел ветер в ветвях деревьев, казалось, шумели гряды снега, одна за другой перебегая через улицу, и шум этот долетал даже в заводоуправление сквозь открытые форточки. Белый мир за окнами был хорош и приволен.