Через год, как я уже писал, вследствие пересмотра Мосгорсудом дела Осипова, как чересчур серьезного, с широким охватом граждан в свою сферу, 8 июля 1963 г. меня, Кузнецова и Бокштейна этапировали на спец, в лагерь особого режима. Там нам выдали полосатую робу, заперли по камерам, лишили прежних свиданий и посылок. Из камер выводили в рабочую зону, где мы не спеша сооружали кирпичное производственное здание.
Однажды я разговорился с одним эстонцем, «лесным братом» из Таллина, с 25-летним сроком. Он поведал мне в ярких красках рассказ об одном сражении на советско-финском фронте во время «незнаменитой», как сказал Твардовский, войны с Финляндией 1939–1940 гг. В лоб, на хорошо укрепленные доты и дзоты наступали советские солдаты. Финские пулеметчики косили их цепь за цепью. Вот полегла одна шеренга, другая, третья, четвертая… А солдаты прут и прут волна за волной. У пулеметчиков от раскаленного металла слезает кожа на ладонях, а красные командиры все гонят и гонят на убой крестьянскую молодежь из русской глубинки. Советы не применяют артиллерию, авиацию, танки, не пытаются обойти укрепленную полосу противника, а следуют одному-единственному правилу – бросать людей в лоб, во фронт, завалить трупами «белофиннов». Этот рассказ произвел на меня непередаваемое впечатление. Я оцепенел, онемел, сжался в комок. Невыразимая боль за русских ребят, за русский народ, за мое родное племя, за мою единственную и неповторимую нацию пронзила меня насквозь. Горечь за мой народ, который никому не нужен и за который никто не болеет. В первую очередь не болеет власть, начальство. Я едва доковылял до жилой зоны, до своей камеры, плюхнулся на нары, но почти не спал эту главную ночь в моей жизни, ночь с 21 на 22 сентября 1963 года. Утром я проснулся русским националистом, каковым остаюсь и по сей день. И хотя Александр Орлов пишет обо мне периода «маяковки»: «националистом он был всегда»[17], я же был тогда наполнен всякого рода «синдикализмом», ницшеанством, суперменством и прочими примесями. Теперь все эти примеси – по борту. Есть только русский народ и русское дело. Я понял, что отныне в жизни у меня ясная и точная цель – бороться за свой народ, защищать свою нацию. Те, кто не любит русских, – мои враги. Никакого так называемого шовинизма у меня нет и сегодня. Я люблю дружественные нам нации (например, сербов, абхазов, осетин) и не трачу время на тех, кто не любит нас. Мне некогда о них думать, ибо забота о недругах отнимает время от русской заботы. Я понял также, что именно русофобы клеймят изо всей мочи «русский национализм». Всех устраивает национализм эстонский, литовский, польский, грузинский, британский, еврейский и какой угодно. Не устраивает только русский. Н.Я.Данилевский приводит высказывание одного европейца: «Взгляните на карту, разве мы можем не чувствовать, что Россия давит на нас своею массою, как нависшая туча, как какой-то грозный кошмар?»