Последний, десятый пункт программы Ильина «О национальном воспитании» посвящен пробуждению склонности в русском ребенке к труду, пробуждению живого интереса к русскому национальному богатству как источнику духовной независимости и духовного расцвета русского народа.
А это означает «заложить в нем основы духовной почвенности и хозяйственного патриотизма»[29]. В любой сфере, в т. ч. сугубо экономической, человек должен быть прежде всего патриотом своей Родины и националистом.
Столь же блестящую оценку христианского национализма И.А. Ильин дает в другой своей работе «Основы христианской культуры»: «Национальное чувство не только не противоречит христианству, но получает от него свой высший смысл и основание, ибо оно создает единение людей в ДУХЕ и ЛЮБВИ и прикрепляет сердца к высшему на земле – к дарам СВЯТОГО ДУХА, даруемым каждому народу и по-своему претворяемым каждым из них в истории и в культурном творчестве… и национализм подлежит не осуждению, а радостному и творческому приятию».[30]
Христианство подарило миру идею личной, бессмертной души, т. е. идею метафизического своеобразия человека. «Согласно этому – идея метафизического своеобразия народа есть лишь верное и последовательное развитие христианского понимания»[31]. «Христианский национализм есть восторг от созерцания своего народа в плане Божием, в дарах Его Благодати, в путях Его Царствия»[32]. Когда недруги начинают вопить о ксенофобии националистов, то им следует напомнить, пишет Ильин, что извратить можно все, любовь, искусство, суд, политику, даже молитву, злоупотреблять можно гимнастикой, ядом, свободой, властью, знанием. Что же, все перечисленное надо запретить из-за того, что кто-то этим злоупотребляет? «При верном понимании национализма – религиозное чувство и национальное чувство не отрываются одно от другого и не противостоят друг другу, но сливаются и образуют некое жизненное творческое единство, из которого и в лоне которого вырастает национальная культура»[33]. Именно религиозное измерение «научает христианского националиста безусловной преданности и безусловной верности, и оно же научает его сверхнациональному созерцанию человеческой вселенной и вселенскому братству людей»[34]. Нас берут на испуг, когда пугают словом «национализм». А ведь национализм всего-навсего – это любовь к ближнему. Любви к ближнему учит нас Иисус Христос. Ближние – это семья, родители, дети, другие родственники, это друзья, знакомые, соратники, коллеги, и так круг расширяется, обнимая весь русский народ. Но русофобы ненавидят русских и они хотят и требуют, чтобы русские не любили русских. Вот загадка всех обвинений нас в «национализме». Они не хотят, чтобы мы любили друг друга. Чтоб мы все были разрознены, атомизированы, дистанцированы друг от друга. Чтобы мы все жили по принципу: «Моя хата с краю» или по столь популярному в рыночные времена правилу: «Это ваши проблемы». Они чают разъединения, недоверия, дробления, раскола, вражды. Вот когда человек не националист, т. е. не любит никого вокруг, а только себя, это супостатов устраивает. Телевизионные передачи только и смакуют кровь и ненависть, порок и предательство. Вместо нации и народа – только жующая и плюющая биомасса. Таков «идеал» сынов погибели. Считаю, что мы не должны стыдиться любви к своему народу. Не след стыдиться национализма. Ибо – повторяю: национализм – это только любовь к своим ближним, к своей нации. И ничего более. Тем более, что русский национализм – самый «интернациональный». Еще Достоевский обозначил всемирную отзывчивость русского человека как нашу национальную особенность. Мы одинаково хорошо способны понять и англичанина, и немца, и француза, вообще любую нацию. Наш национализм – самый любвеобильный, самый отзывчивый на чужие горести. Иудеи, большевики и либералы называли Россию «тюрьмой народов». Возражая им, В. В. Кожинов назвал в порядке полемики Европу «кладбищем народов». Вот уж поистине, сколько иных этносов погребено в могилах, стерто с лица земли воинственными романо-германскими племенами. Мы же никого не уничтожили, а, наоборот, жили со всеми в мире и согласии. 120 с лишним народов, живущих на русском поле, – тому свидетельство. Да если бы мы были иными, разве допустили бы иммиграцию (большей частью незаконную и в немалой степени – криминальную) двух миллионов одних только азербайджанцев в Москве и Подмосковье, сотен тысяч других чужеземных и чужеродных этносов?