в отличие от того, что мы обычно видим на дверях общественных туалетов. Две одинаковые двери. Возможно ли более четко отобразить, что половые различия являются не синонимом биологического противостояния, а чисто символическим противопоставлением, которому ничего не соответствует в изображениях? Ничего, разумеется, кроме Реального неопределенного X, который никогда не ухватить образом обозначаемого.
Вернемся к двум рисунками Леви-Стросса. Мы можем проследить, в каком конкретном смысле Реальное вторгается посредством искажения образа. У нас есть «актуальное», «объективное» расположение домов, и два символических, искажающих «объективное». Но «реален» здесь не актуальный план, а травмирующий первоисточник социального антагонизма, который искажает видение членами племени настоящего антагонизма. Получается, Реальное и есть то самое неизвестное X, из-за которого наше видение реальности искажено. По совпадению, эта трехуровневая схема аналогична трехуровневой схеме толкования сновидений Фрейда. Ядро сновидения – это не скрытая мысль, которая транслируется через образы сна; есть еще один уровень. Ядро сновидения – это бессознательное желание, которое отражается в скрытой мысли, которая искаженно проявляется через образы.
То же происходит и в современном искусстве. Реальное не возвращается в виде шокирующего вторжения фекальных объектов, изуродованных трупов и т. д. Эти объекты выглядят не к месту – но для того, чтобы они были не к месту, сначала нужно, чтобы уже было (пустое) место: оно, начиная с Малевича, предоставляется минималистами. Здесь соучастниками становятся два полярных символа высокого модернизма: «Черный квадрат на белом фоне» Казимира Малевича и выставка ready-made предметов, организованная Марселем Дюшаном.
Малевич возвышал повседневные предметы до уровня искусства, но он считал, что это не изначальное свойство объекта – становиться искусством, а прерогатива художника. Именно художник, опережая всех остальных, овладевает объектом и, выставляя его в определенном месте, превращает его в экспонат. Произведениями искусства становятся не из-за чего-то, а где-то. И минималистский подход Малевича именно в этом: он отгораживает пустое место рамой и магически превращает то, что внутри рамы, в произведение искусства.
Без Малевича нет Дюшана. Только после того, как кто-то отважился заключить в рамку пустое место, можно позволить себе выставку ready-made. До Малевича писсуар бы остался просто писсуаром, даже если бы его выставили в самой изысканной галерее.
Возникновение экскрементальных объектов «не к месту» напрямую связано с появлением в искусстве пустого места. Соответственно, Реальное в современном искусстве имеет три измерения, которые каким-то образом воспроизводят внутри Реального триаду «Воображаемое – Символическое – Реальное». Реальное здесь в первую очередь пятно, искажающее прямое изображение реальности, субъективирующее объективную реальность. Тогда Реальное здесь служит пустым местом, конструкцией, которой нет, опыт как таковой, который может быть оценен лишь постфактум и должен заранее планироваться как символическая конструкция.