14 июля в 11 часов вечера Рицлер вручил Чичерину текст полученной из Берлина ноты. В ней содержалось требование о вводе в Москву для охраны германского посольства батальона войск германской армии. Можно было бы ожидать, что отказ будет считаться прямым вызовом Германии. Но события в те дни развивались, казалось, вопреки обычной логике. Как вспоминал Владимир Бонч-Бруевич, после убийства Мирбаха «призрак почти неизбежной войны стал постепенно отдаляться. Все вздохнули свободно». Большевики «отчетливо сознавали, что, несмотря ни на что, немцам необходимо дать отпор». Получив германское требование о вводе в Москву войск, Ленин, по воспоминаниям Бонч-Бруевича, «улыбнулся, даже тихонько засмеялся»59, и сел за столик писать ответ.
15 июля написанный Лениным текст обсуждался на заседании ЦК. Протокол его числится в «ненайденных». Но в тот же день составленный Лениным документ огласили во ВЦИКе. Сообщив об ультиматуме Рицлера и отклонении его советским правительством, Ленин указал, что на требование немцев о вводе в Москву батальона солдат для охраны посольства советское правительство ответит «усиленной мобилизацией, призывом поголовно всех взрослых рабочих и крестьян к вооруженному сопротивлению и уничтожению, в случае временной необходимости отступления, всех и всяческих, без всяких изъятий, путем сожжения складов и в особенности продовольственных продуктов, чтобы они не могли достаться в руки неприятеля [...] Война стала бы для нас тогда роковой, но безусловной и безоговорочной необходимостью», — заключил Ленин60 и был поддержан единогласно ВЦИКом.
Ленин примкнул к большинству. Его партия снова обрела единство. А у Германии не оказалось сил настаивать на своих требованиях.
15 июля Чичерин передал Рицлеру две ноты, категорически отклонявшие ультиматум о вводе в Москву батальона германских войск. Столкнувшись со столь жесткой позицией советского правительства, Германия отказалась от своих притязаний.
26 июля, через несколько дней после своего назначения, из Берлина в Москву отбыл новый германский дипломатический представитель Карл Гельферих. У военной границы на вокзале в Орше его ожидал уже представитель НКИД с отрядом латышей и экстренным поездом. Были приняты все меры предосторожности. Не доезжая до вокзала в Москве, Гельфериха высадили в Кунцево в поджидавший его автомобиль, где нового посла ждали Рицлер и Карл Радек. Вечером 28 июля посол прибыл в особняк в Денежном переулке.
Прибытие Гельфериха ознаменовалось новой кампанией революционеров против Брестского мира. 29 июля на публичном собрании партийного и советского актива Москвы приняли резолюцию с одобрением убийства графа Мирбаха и и призывом следовать примеру Блюмкина и Андреева. На следующий день эту резолюцию опубликовали в органе ПЛСР «Знамя борьбы». Утром 31 июля в Москве получили известие об убийстве в Киеве генерал-фельдмаршала фон Эйхгорна. Арестованный на месте преступления убийца заявил, что принадлежит к левым эсерам и совершил покушение по приказу ЦК ПЛСР. Когда Гельферих в тот же день явился к Чичерину с протестом по поводу безнаказанности левых эсеров, тот развел руками и ответил, что Россия — революционное государство, в котором существует свобода слова, печати и собраний, и что у него, Чичерина, способов повлиять на левых эсеров нет.