— Узнаешь через…
— Пару часов, — закончила я за него. — А что прикажешь мне делать в это время? Я ж рехнусь от чесотки.
— Усыпить? — с насмешкой предложил князёк и я, подумав, согласилась.
Чертанов снова пошаманил, после чего, даже, несмотря на жуткую почесотку, меня утянуло в сон.
Проснулась я на кровати Чертанова и от того, что спать стало жарко. Ну, и кто додумался в такую жару накрыть меня одеялом?
Оказалось, не в одеяле дело. Пока спала, волосы отрасли по задницу, накрыв меня шелковистым покрывалом, и приобрели цвет…
Вот же гад! Я же шутила! Убила бы, будь он рядом!
Локоны насыщенно фиолетового оттенка, прямо под цвет штанов. Хоть крапинки невидно, хотя кто знает, что там, на макушке — зеркал в комната Чертанова не было, даже в уборной ни одного. Я уже и в гардеробную заглянула. Поразилась размаху княжеской души — гардеробная была забита шмотками, как банка шпротами, да и размерами комната была побольше моей, и пошла к себе. Вернее, поскакала, женское любопытство взяло вверх над обычной рациональностью.
Перед зеркалом я застыла с открытым ртом. Нет, крапинки не было. Но где та пацанка, в образе которой я провела столько лет? Зеркало отразило молодую симпатичную худую девушку с роскошной фиолетовой гривой волос. Кожа приобрела легкий золотистый оттенок загара, лицо, так и вовсе словно не моё, породистое какое-то, хотя я себя прекрасно узнавала.
Отвела волосы, дабы полюбоваться на ухо и непроизвольно улыбнулось — ухо вновь стало целым, как до того неудачного прокола.
— Тебе идёт.
Я обернулась, и наткнулась на очередной оценивающий взгляд. Чёрт стоял в дверном проёме, привалившись плечом к косяку и сложив руки на груди. На парне красовалась рубашка светло-фиолетового оттенка и чёрные брюки — он словно специально оделся.
— Спасибо, что без крапинки, — не смогла не съязвить я.
— Подумал, это будет жестоко. Нравится?
— Необычно… — повернувшись обратно к зеркалу, я снова оглядела себя. — Непривычно. Лицо будто не моё и в тоже время это я. Что ты сделал?
Чёрт подошёл ближе, я видела его отражение, поэтому не испугалась, когда он коснулся волос. Ухватил одну прядку, и задумчиво пропустил между пальцами.
— Эта часть нашего дара, меня всегда поражала больше всего. Можно, что угодно изменить в человеке, сделать его идеальным, но рано или поздно его настоящая суть всё равно проявиться. Поверишь, если скажу, что ничего не делал?
— Сомнительно.
— Ты что, правда, не видишь?
— А что я должна видеть?
— М-да… — трагично прозвучало у меня над ухом. — Такой слепой девушки, я ещё не встречал.