Так вот, на встрече одноклассников Маринка, оставшаяся, кстати, такой же статной и неторопливой, сказала, что ей кажется, будто её жизнь только начинается. Звучало эффектно, может быть, даже оптимистично на первый взгляд, но у меня осталось впечатление, что вся ее биография была изложением какой-то бестолковой репетиции спектакля, сыграть который времени уже не будет. Проработала пару лет по профессии (полученной, как выяснилось, только в угоду родителям), потом годами хваталась то за одно, то за другое, занималась недвижимостью, переводила, организовывала разные мероприятия, носилась с какими-то странными прожектами… Словно бы и не изменилась со времен подростковых фантазий.
Ну а что же я сама? Мне-то и вовсе не о чем было рассказывать. Не о том же, что я со своим знанием трёх языков всю жизнь проторчала во второстепенном музее и даже не защитила диссертацию? И не о том, что так и не вышла замуж после первого своего не слишком серьезного студенческого брака? Что живу теперь одна, то есть не одна, а с Мурзиком – это мой кот, ему уже почти двадцать лет. Что были попытки снова впустить в свою жизнь мужчину, но Мурзик не одобрил… Нет, про это точно рассказывать было нельзя.
Как я теперь выгляжу, я не знаю. То есть я, конечно, вижу себя в зеркале, но это ничего не значит: со стороны все может быть совсем иначе. Наверное, все отметили и мой самодельный маникюр, и дряблую кожу на шее и руках, и то, что мужская рубашка и китайские джинсы выглядели бы еще ничего, если бы были надеты на молодую девушку, а не на пятидесятисемилетнюю женщину крупных размеров. Отметили, что лицо у меня оплыло, приобрело трапециевидную форму и как-то погрубело, а в уголках рта прорезались глубокие складки.
В общем, мне было неуютно и скучно, как я, впрочем, и ожидала.
Единственное действительно яркое впечатление – сложное и неоднозначное – произвела на меня миссис Смит. Своей экстравагантной, яркой одеждой, броским, на грани вульгарности, макияжем и порывистой легкостью движений и речи она была похожа на яркую экзотическую птицу, случайно залетевшую в стайку серых воробьев. Несколько эксцентричные манеры, явно прочитываемая во всем облике неординарность в сочетании с обескураживающей открытостью избавляли ее от необходимости много говорить или что-то делать для того, чтобы произвести впечатление. Впрочем, она к этому совершенно и не стремилась.
* * *
После этого вечера, на котором нам с миссис Смит почти не удалось пообщаться, мы пару раз за три месяца обменялись электронными письмами, и вот теперь – неожиданное приглашение в театр.