Я получил Ваше последнее письмо сразу же, как пришел из отпуска, и заново переживал внутри все то, что было год назад, когда я приехал в этот пограничный отряд. И оно здорово поддержало меня тогда! Хотелось бы, чтобы мои письма тоже поддерживали Вас именно в такие минуты, минуты отчаяния. Хотя в то же время не хочу этого. Потому что Вы для меня учитель, а я всего лишь ученик, и, наверное, это мое письмо будет выглядеть оскорбительно для вас. Прости меня.
Читая Ваше письмо, я вместе с Вами радовался Вашему празднику! Я вместе с Вами переживал эти чудесные дни! Вместе с Вами переживал школьные проблемы. Хотя я даже понятия не имею, что такое дриады и что такое Аменемхет, да и многое другое. Наверное, все-таки армейская деградация приумножила мои незнания. Кстати, заметно ли это, судя по стилю и ошибкам?
Этот год пролетел для меня очень быстро. И я совсем не жалуюсь на армию, которая, как говорят, делает бессмысленными лучшие годы жизни. У меня здесь все очень хорошо, но не хочу хвастаться!
До свидания!
Кирилл».
Алина даже не сразу осознала, в чем странность и скрытая сила этого второго и, как она потом поняла, главного письма.
Целую страницу Кирилл сбивчиво и уже не так гладко, как год назад, пишет о том, что ему очень важна возможность обратиться к ней в трудную минуту, «минуту отчаяния», выговориться, рассказать – и в итоге ничего не рассказывает! Кажется, что он просит у нее дружеской поддержки, но не говорит, в чем. Больше того, завершает письмо тем, что у него все хорошо. И то, что казалось только вступлением к письму, длинным разбегом, оказывается его содержанием, возможно, целью. Хотя разгадка тут, наверное, простая: «Даже когда я ничего не рассказываю, у меня возникает такое чувство, как будто я говорю с кем-то». Он не пишет ей о своих проблемах, мыслях и чувствах потому, что уже рассказал – «не разговаривая». Он не просит её ни о чем, а благодарит за то, что она сделала – сама того не зная. И тут же словно пугается и начинает расставлять фигуры по местам: «Вы для меня учитель, а я всего лишь ученик». Та граница, через которую ему никогда не переступить. Случайные обращения на «ты» – «здравствуй», «прости». Обмолвки. И эта постоянная оглядка на стиль и наличие ошибок. Страх оказаться плохим учеником, страх потери уважения в ее глазах…
Алина, конечно, не помнила теперь, что и почему она писала ему о дриадах и египетских фараонах, но из его ответа понятно, что она, должно быть, много рассказывала Кириллу о своей жизни, о своей работе и об отпуске в Париже, который стал для неё праздником. Она писала о жизни, он – о смятении чувств.