Она тут недавно шла из библиотеки и недалеко от здания соседней школы увидела идущего после уроков мальчонку класса из третьего, в большущих очках, с ранцем за спиной и мешком со сменкой на локте. Шел он, как большинство современных детей, не глядя ни вокруг, ни под ноги, а только на то, что у него в руках. А вот в руках у него она увидела… нет, не телефон, а красивую бумажную книга. Шел он еле-еле, нога за ногу, останавливался иногда и, шевеля губами, читал про себя и улыбался прочитанному. Алина даже глазам не поверила: будто ей это приснилось… Вот, может, внук когда-нибудь прочитает… и даже сам напишет кому-нибудь письмо. Настоящее, на бумаге. С кляксами, зачеркиванием, неравномерным взволнованным нажимом, ощущая чувственное наслаждение от соприкосновения пера с бумагой.
* * *
Позже, лет через десять после истории с Кириллом, Алина работала в частной школе. Школа была немного странная, но Алине нравилось то, что классы в ней маленькие, не больше десяти учеников, часов на литературу выделено много и никто не придирается к программе. Руководили школой две дамы, одна из которых была по профессии музыкальным руководителем детского сада, а другая вела студию художественного слова.
В первый год работы Алина преподавала в двух классах – пятом и шестом. С последним у нее сложились особые отношения, пожалуй, чуть более свободные, чем позволяет профессиональная этика (её любимые грабли). Когда Алина задерживалась в классе после урока, чтобы проверить тетради, вместе с ней частенько оставались два-три шестиклассника. Иногда, чтобы о чем-то спросить, иногда – поработать над проектом для школьной конференции, а то и просто поболтать или побегать. Они резвились вокруг Алины, как котята, а она купалась в этой любви, потому что – и теперь она может в этом признаться – идя работать в школу, конечно же, хотела вознаграждения. Не материального (откуда ему там взяться), и не вознаграждения властью, а – любовью.
Но вскоре поведение одного из шестиклассников стало ее немного тревожить. Толик ходил за ней хвостиком, заглядывал по-щенячьи в глаза, залезал под стол, когда она проверяла тетради, и сидел там, прижавшись к ее ногам и изредка мяукая, что выглядело как-то не по возрасту. При всей своей начитанности, эрудиции и несомненной гуманитарной одаренности, он был, мягко говоря, несколько инфантилен: носил с собой в школу плюшевого медвежонка, приходил в отчаяние из-за четверок и обиженно залезал под парту, где тихо исходил слезами. И сам он был похож на мягкую игрушку.
Вскоре Толик стал задерживаться в классе позже всех, вместе с Алиной выходил из школы и шел до метро, куда она заталкивала его чуть ли не насильно, потому что он был почему-то уверен, что им и дальше по пути, хотя ей нужно было на троллейбус. Толик же, видимо, считал, что она «заметает следы», и не хотел уходить.