— Соображения вполне понятны, — соглашается Франсуаз. — Я-то считала тебя более серьезным.
— Нет, в самом деле прошу тебя: если есть какая-то возможность, давай отложим на более позднее время.
Франсуаз смотрит на меня с сожалением, потом вздыхает с легкой досадой.
— Интересно, как бы ты стал капризничать, если бы вместо меня прислали кого-нибудь другого. Но так и быть. Уступлю на сей раз. Куда ты пойдешь отсюда?
— Да вот поужинаем в «Жур э нюи», потом можем пойти в кино, с одиннадцати будем в «Крейзи хорст сало» и к трем часам вернусь к себе.
— Какая программа! Ты сам ее придумал? Домой-то, надеюсь, один вернешься?
— Разумеется. Все обстоит совсем не так, как ты вообразила…
— Меня это не интересует. Ладно. Адрес твой я знаю. Вообще, сумею тебя найти.
Допив свой рикар, она гасит сигарету и встает. Как раз вовремя, потому что из-за угла уже показывается Лида. Но я до того пропащий тип, что смотрю не столько в ее сторону, сколько на удаляющуюся стройную фигуру, обтянутую изящным серым костюмом.
— Вы давно ждете? — спрашивает девушка и садится на место Франсуаз.
— Довольно давно, только не по вашей вине. Я нарочно пришел пораньше, чтоб подышать воздухом.
— И это воздух… — морщит нос Лида. — С тех пор как я приехала, у меня не перестает болеть голова от этого бензина.
— Привыкнете, — успокаиваю я ее. — Я хочу сказать, привыкнете к головной боли. Что будете брать?
— То, что вы пьете.
Заказываю еще два рикара.
— Ну как, уже нашли себе компанию? — спрашиваю я.
— Где ее найдешь? Мери Ламур — вот и вся моя компания.
— А Кралев?
— Не говорите мне о нем.
— Что, поссорились?
— Мы не ссорились. Я просто не выношу его. Есть, знаете, люди, которых я просто не выношу. Он из их числа. У меня мурашки ползают по спине при виде его.
— Я дам вам один совет: не сообщайте ему об этом. Кралев опасный человек. Значит, только с Мери Ламур ладите?
— В том-то и дело, что и с нею не очень ладим.
— Почему? Она тоже рассыпает мурашки вокруг себя?
— Она не настолько неприятна. Только слишком уж цинична.
— Несет похабщину или…
— Похабщина — пустяки. Просто у нее циничное отношение к жизни.
— Ну, а у кого оно не такое? У всех одинаковое отношение, только одни скрывают его ради приличия, а другие более непосредственны.
— Это неверно! — возражает она со знакомой уже мне сварливой ноткой.
Я не отвечаю, потому что как раз в этот момент кельнер приносит напитки. Положив в бокалы лед, я наливаю Лиде воды.
— Вроде мастики[3], — говорит девушка, отпив немного. — Только хуже.
— Дело вкуса.
— Нет, хуже! — настаивает Лида.
— Ладно, — бормочу я. — Для вас хуже, а для меня лучше. Дело вкуса.