— Ну вот, — сказал Ма Жун. — Ты не сможешь в них гарцевать, как молодая лань, но они, по крайней мере, защитят твои нежные ножки. Где ты живешь?
— Не очень далеко отсюда, в квартале за даосским храмом.
Они шли в довольно неловком молчании. Ма Жун несколько раз бросил на нее вопрошающий взгляд, но в темноте ему не удавалось различить ее лица, и он никак не мог решиться возобновить беседу. Однако, когда мост Полумесяца остался позади, он робко начал:
— Знаешь, мне хотелось бы еще с тобой встретиться. Возможно, в…
Она остановилась и, подбоченясь, окинула его презрительным взглядом.
— Если вы решили, что это начало незамысловатой и дешевой любовной интрижки, господин офицер, то должна вас разочаровать. Вы спасли мне жизнь, и я вам за это заплатила. Мы в расчете, понятно?
Пока глубоко уязвленный Ма Жун пытался подобрать слова для ответа, она продолжала:
— Мой отец прав. Все вы, люди с положением, считаете, что любая женщина из простонародья — легкая добыча. Неужели у тебя еще остается время после жены и наложниц, милый друг?
— Я холост! — негодующе воскликнул Ма Жун.
— Конечно, ты лжешь. Как может человек в твоем положении уже много лет назад не завести семью!
— Но у меня ее нет. Я не собираюсь прикидываться, что все эти годы был святошей, но женат я никогда не был. Время от времени, когда мне одиноко, находятся женщины, которым приятно меня приласкать, но у меня нет даже постоянной любовницы. Наверное, потому что мне ни разу не повстречалась подходящая девушка.
— Все вы так говорите, — холодно отрезала она.
— Ну, считай как тебе угодно, — устало смирился Ма Жун. — Пошли. У меня на сегодня есть еще дела поважней, чем провожать девушек домой.
— Хорошо, господин офицер.
— Хватит попрекать меня моим положением! — вспылил он. — Я не отношусь к тому высшему слою, откуда выходят верховные военачальники. Я сын лодочника, чем и горжусь. Родом я из Фулина, маленькой рыбацкой деревеньки в провинции Цзянсу. Разумеется, это ничего не говорит заносчивым городским дамочкам вроде тебя.
Он передернул плечами и замолчал. Поскольку она ничего не говорила, но и не двигалась с места, он задумчиво поскреб подбородок и продолжал:
— Мой отец был славный человек. Носил в каждой руке по мешку с рисом, словно это были тюки с пухом. Но, кроме лодки, у нас ничего не было, и, когда отец умер, мне пришлось ее продать, чтобы заплатить долги.
Он опять замолчал. Через некоторое время Синица спокойно сказала:
— Мне хорошо известно, что значит оказаться в долгах. И чем же ты тогда занялся?
— Видишь ли, я всегда увлекался кулачным боем и борьбой, поэтому местный судья нанял меня в телохранители. Платил он неплохо, но был настоящий ублюдок. Однажды он сотворил гнусную шутку со вдовой, и тогда я ему как следует врезал. Прямо в челюсть! — Он окинул ее кислым взглядом и невесело закончил: — За такое полагается высшая мера, поэтому я бежал и присоединился к «лесным братьям». Если тебе это ничего не говорит, то поясню — попросту стал грабителем.