— А знаешь, ты очень красива, — тихо сказал он своим мягким голосом.
Только сейчас заметил? В темноте?
— Ну конечно, зеленый свет меня исключительно красит.
Он улыбнулся, не отрывая от меня взгляда. И вдруг что-то произошло. Лицо его в одну секунду неузнаваемо исказилось. Он дернулся, вытащил у меня из-под головы руку и уселся в напряженной позе, как человек, которому нанесли в темноте неожиданный удар, и теперь он с трудом приходит в себя.
— Езус-Мария, — пробормотал он осевшим голосом, — что я натворил!
О боже, что это с ним? Приступ раскаяния? Осознал вдруг всю безнравственность своего поведения?
— Что случилось? — спросила я и тоже поднялась.
— Проклятие! — простонал он и схватился за голову, невменяемым взглядом уставившись куда-то в подоконник. Я невольно посмотрела туда же, но не увидела ничего ужасающего, да и вообще достойного внимания. В полной растерянности я снова воззрилась на своего гостя, сраженного каким-то неведомым ударом, и страшное подозрение закралось мне в душу. Я молчала, ожидая объяснений.
После долгой паузы, во время которой он, вероятно, собирался с мыслями, мое присутствие и вопросительное выражение лица было наконец замечено. Поднявшись, он встал у другого края дивана.
— Послушай… — Голос у него звучал с необычайной серьезностью. — Извини меня, ради бога, но случилась крайне неприятная вещь. Я позабыл об одном деле. Допустил оплошность, которая может иметь фатальные последствия. Произойдет даже не трагедия, а самая настоящая катастрофа. Пострадаю не только я, но и многие другие. Ума не приложу, как я мог так оплошать, да и перед тобой страшно виноват. Прости, если можешь.
Простить я пока не могла, пока я только выжидала, что будет дальше. Объясняясь со мной, он подошел к телефону и взял трубку. Я машинально удалилась в другой конец комнаты, потому как с нежного возраста усвоила, что подслушивать чужие разговоры нехорошо. О чем он говорил, я не расслышала, до слуха донеслось лишь несколько слов, из которых следовало, что он сию же минуту выходит, а на всякий случай сообщает кому-то номер моего телефона. Растерянность моя улетучилась, уступив место злости, и я почувствовала, как душа моя в ярости бьет копытом. Я продолжала хранить молчание, горделивое и холодное.
Он закончил разговор и повернулся ко мне, уже окончательно овладев собой.
— Сейчас я не могу тебе ничего объяснить, — бросил он, лихорадочно одеваясь. — Представляю себе, как я выгляжу в твоих глазах, но поверь: дело гораздо серьезней, чем ты можешь себе вообразить. В свое время я тебе все объясню, если, конечно, ты захочешь выслушать. Надеюсь, еще удастся предотвратить катастрофу.