Он направился к бару, но, открыв дверь, обернулся и добавил:
– Я буду удивлен, если тебя теперь вообще где-нибудь примут.
Дверь за ним захлопнулась, и я остался стоять под дождем.
Ницше говорил, что для мужчин и женщин с сильным характером существуют типичные ситуации и события, в которых им предназначено судьбой снова и снова принимать участие и о которых они могут сказать: «Да, я такой». По крайней мере, мне кажется, что так говорил именно он, хотя это вполне мог быть и Гомер Симпсон. Так или иначе, кто бы то ни был, он явно имел в виду нечто более позитивное, чем драки без причины или приступы паранойи в отношении тех, кто этого вовсе не заслужил. Именно так и произошло со мной в ночь после похорон моих родителей, когда я сам не знаю зачем вытащил пистолет в баре отеля, перепугав посетителей и самого себя в том числе.
Случившееся в Реленте наконец дало мне понять, что так жить нельзя. Как сказала мне три месяца назад одна девочка, которая испытала на себе, на что был способен «человек прямоходящий»: то, что должен сделать я, больше не сделает никто. Пора было перестать бежать и скрываться – пришло время превратиться из дичи в охотника.
К четырем часам следующего дня я был в Сан-Франциско, а ближе к ночи я наконец напал на след.
Рассвет застал Тома скорчившимся у подножия дерева, продрогшим до костей и до смерти напуганным. Теперь он уже не сомневался в том, что наступило утро, несмотря на то что не рассчитывал встретить наступивший день живым.
Когда он очнулся ночью, все произошло очень быстро. Инстинкт подсказывал, что нужно сматываться, и чем быстрее, тем лучше, но тело его не слушалось, и вместо того, чтобы подняться, Том растянулся на земле. Едва он осознал, что его план завершился полной неудачей, как снова ощутил запах, и в мозгу словно взвыла сирена: «Медведь! Медведь!» Том сорвался с места.
Сперва он передвигался больше на четвереньках, чем на ногах, но страх перед когтями зверя быстро привел его в вертикальное положение. Выкарабкавшись из канавы, он перебрался через ее скользкий от грязи край и наконец смог нормально идти.
Оглядываться назад не было никакого желания. Он понимал, что находится далеко не в лучшей форме – в голове шумело, лодыжка вопила от боли, к тому же он потерял фонарик – но тем не менее продолжал, пошатываясь, шагать во тьму. Боль и разочарование не шли ни в какое сравнение с перспективой оказаться в лапах медведя, и он побежал, подсознательно вспоминая все то, чему научились представители его вида со времен ледникового периода. Он бежал, словно загнанный зверь, подгоняемый чистым инстинктом жертвы, не чувствуя под собой ног, спотыкаясь о ямы и поваленные деревья, падая и снова поднимаясь, пытаясь добраться до более лесистой местности.