– Нам нужно поставить машину так, чтобы он не чувствовал себя в западне, – заметила Рахиль. – Иначе мы рискуем, что он пойдет на какой-либо отчаянный поступок.
– Нет. Я думаю, ты ошибаешься. Напротив, мы поставим машину прямо посреди дороги. Так что ему придется отступать в луга. Если он будет иметь возможность ретироваться на автомобиле, есть риск, что дети окажутся вместе с ним.
Казалось, у Рахили вновь подступил приступ дурноты, но она сделала пару глотательных движений и пришла в себя.
– Я понимаю, Рахиль. Для тебя непривычна подобная ситуация, равно как и для меня. Мне тоже сейчас совсем несладко. И все же мы это сделаем.
Рахиль посмотрела на нее влажными, но холодными глазами.
– Я пережила в своей жизни гораздо больше, чем ты думаешь, – произнесла она неожиданно жестким тоном. – Да, мне страшно, но не за себя. Лишь бы ничего не испортить.
Исабель поставила машину поперек проселочной дороги, после чего они вышли и встали посреди двора под деревьями, ожидая, что произойдет дальше.
С крыши доносилось гурканье голубей, сухая дикая трава по периметру двора шелестела, колеблемая слабым бризом. Помимо этого единственным звуком, свидетельствующим о жизни, было их собственное глубокое дыхание.
Окна фермы казались черными. Возможно, они были запачканы, возможно, завешены чем-то изнутри, чтобы невозможно было заглянуть внутрь. Вдоль стены стоял ржавый садовый инвентарь, краска на срубе облупилась во многих местах. Место выглядело мертвым и необитаемым. Тревожный знак.
– Пойдем, – позвала Исабель, направляясь прямо к входной двери. Она громко постучала с некоторым интервалом. Отступила на шаг в сторону и пробарабанила суставами пальцев по стеклу, однако за стеной никто не пошевелился.
– Святая Богоматерь. Если они находятся внутри, возможно, каким-то образом пытаются вступить с нами в контакт, – сказала Рахиль, выходя из транса.
Затем с поразительной решительностью схватила мотыгу со сломанным черенком, лежавшую на брусчатке около стены, и с силой размахнулась ею, нанеся удар по стеклу рядом с дверью.
Стало очевидно, что ее повседневная жизнь была наполнена тяжким бытом, когда она вскинула мотыгу на плечо и высадила окно. Все ее действия указывали на то, что она приготовилась применить орудие против мужчины, если он окажется внутри вместе с ее детьми. Приготовилась дать ему понять, что ему следует тщательно взвесить свой очередной шаг.
Исабель держалась за ней, пока они продвигались по дому. Кроме четырех-пяти газовых баллонов, в ряд выставленных в коридоре, и скудной мебели, стратегически расставленной перед щелями между шторами, чтобы помещение хотя бы немного выглядело жилым, на первом этаже больше ничего не было. Только пыль на полу и всех гладких поверхностях. Ни бумаги, ни рекламы и еженедельных газет, ни кухонной утвари, ни постельного белья, ни пустой тары. Не было даже туалетной бумаги.