– Ты когда-нибудь задумывался, почему они нас так ненавидят? Коммунисты? – спросила она. – Почему они не оставят нас в покое? Скоро мир взлетит на воздух, а ради чего, спрашивается?
– Не взлетит.
– Взлетит. Почитай газеты…
– А ты не читай.
Он промыл волосы, она прижалась лицом к его спине, ее руки гуляли внизу его живота.
– Я вспомнила, как в первый раз увидела тебя в «Роще». Ты был в форме.
Вот чего Тедди не выносил. Экскурсы в Прошлое. Она не могла принять настоящее, принять их такими, какие они есть, с бородавками и всем прочим, и поэтому петлистыми дорожками возвращалась назад, чтобы согреть душу.
– Ты был такой красивый. Линда Кокс сказала: «Я первая его увидела». И знаешь, что я ей на это ответила?
– Детка, я опаздываю.
– Вот этого я ей точно не говорила. Я сказала: «Линда, может, ты его и первая увидела, зато я его увижу последняя». Вблизи ты ей показался злюкой. А я ей: «Дорогая, ты его глаза видела? В них нет ни капли злости».
Тедди выключил воду, развернулся и увидел, что его жена успела выпачкаться. Здесь и там островки мыльной пены.
– Может, снова включить?
Она помотала головой.
Обернув чресла полотенцем, он брился над раковиной, а Долорес, прислонясь к стене, наблюдала за ним, и мыльная пена высыхала на ее теле белыми островками.
– Почему бы тебе не вытереться и не надеть халат? – спросил он.
– Уже ничего не осталось, – отозвалась она.
– Еще как осталось. Вся как будто в белых пиявках.
– Это не мыльная пена.
– А что ж тогда?
– «Кокосовая роща». Забыл? Сгорела до основания, у тебя на глазах.
– Да, детка, я слышал.
– У тебя на глазах, – выпевала она, чтобы как-то развеять атмосферу. – У тебя на глазах.
У нее всегда был прелестный голос. Когда он вернулся с войны, они раскошелились на одну ночь в отеле «Паркер хаус», и, после того как занялись любовью, он впервые услышал, как она поет. Мотивчик «Buffalo Girls»[6] проникал из ванной вместе с паром, просачивавшимся из-под двери.
– Эй, – окликнула она его после паузы.
– Что? – Он поймал в зеркале отражение ее левого бока с практически высохшей мыльной пеной. Чем-то это его не устраивало, что-то здесь было не так, хотя он не мог понять, что именно.
– У тебя кто-нибудь есть?
– Что?
– Другая женщина?
– Что за бред? Я работаю, Долорес.
– Я трогаю твой член…
– Не произноси этого слова. Мать честная.
– …а у тебя даже не встает.
– Долорес. – Он развернулся к ней. – Ты говорила о бомбах. О конце света.
Она пожала плечами, словно эти слова не имели никакого отношения к их разговору. Она уперла стопу в стенку и пальцем вытерла с ляжки капли воды.