По толпе прошло волнение. Старик Андрон крикнул:
– Человеки любезные, смилуйтесь над стариком: выройте могилу и заройте меня… Такой стыд хуже смерти, хуже смерти…
Все глаза людей, находящихся в толпе, устремились на старика, и многие закричали: «Правда-правда, хуже смерти!»
– Эй, борода! – раздался голос широкоплечего человека с палкой в руке. – Вижу я, ты буен. Поэтому самому бороду твою мы пощипаем…
В один момент несколько человек бросились на старика и, закрутив за спину его руки, повалили его на землю. В это время голоса в толпе испуганно закричали:
– Секут уже, секут… Голубчики, глядите…
И люди, отвращая взоры от старика, снова начали смотреть на палачей, начальников и жертву.
Алексей лежал на траве спиной кверху, удерживаемый в таком положении людьми Черной Десятки: они сидели на его голове и ногах. Два палача стояли по сторонам своей жертвы с розгами, поднятыми над головой, в ожидании разрешения начальника приступить к своей деятельности. Василий стоял с гордо закинутой головой, поглядывая на толпу.
– Эй, не бунтовать! – крикнул он толпе. – Напротив, имейте радостные лица и хвалу пойте как начальникам, так особливо…
Не договорив, он указал рукой на «высокого», и сейчас же в толпе раздались подобострастные голоса: «Лай-Лай-Обдулай, Лай-Лай-Обдулай!..»
Василий, взглянув на палачей, проговорил:
– Вот какие слова начальника: секите этого большого дурня и злодея, не почитающего начальников, как с одной, так равно и с другой стороны, чтобы обиды не было ни той, ни этой половине. Сто ударов умно и милосердно решили мы, начальники, отпустить злодею… Смотрите на меня: подымет руку начальник, и бейте, а опустит – ждите, когда подымет…
– Эй, люди добрые! – раздался отчаянный голос Алексея, смешивающийся с громким рыданием его невесты. – Навалите камни на меня, высоко, до неба, и крикните Богу: «Человека бьют!..»
Толпа метнулась вперед, и негодующие люди заговорили разом: какая-то женщина, всплеснув руками над головой, тоненько заплакала, кто-то крикнул рыдающим голосом: «Нельзя, нельзя бить человека!»
Василий, вызывающе взглянув на толпу, поднял руку кверху и крикнул:
– Сечь!..
Толпа опять затихла, охваченная жалостью и страхом, а Герасим-Волк, держа розги над головой и как бы играя ими, засмеялся смехом животного наслаждения, раскрыв широко рот и издавая дикие звуки, и розги со свистом, описав в воздухе полукруг, хлестнули по телу истязаемого. Василий опять поднял руку и опять розги хлестнули… И среди хлестания этого начали раздаваться сдерживаемые стоны истязуемого. Капли крови, дрожа на концах розог, брызгали кверху и рассыпались.