– Раскаялся ли ты теперь? – завершил он вопросом свою речь.
Но как я мог раскаяться в сострадании, ведь сострадание мое было угодно Богу?
Обнаружив, что я упорствую, настоятель очень опечалился. Долго говорил он о кознях дьявола и в конце концов отпустил меня, наложив тяжкую епитимью.
Я принял наказание смиренно и не роптал и теперь заточен в свою келью, где провожу время в молитве и посте. Но не заточение терзает меня, а мысль о несчастной, одинокой и презираемой деве.
Так, погруженный в свои мысли, я стоял подле зарешеченного окна своей кельи, глядя на горные вершины, загадочно чернеющие на фоне вечернего неба. Было тепло, и я распахнул створки окна.
В комнату ворвался свежий воздух, а с ним и звуки потока, ревущего где-то далеко внизу, который пел свою вечную песню, мягко ободряя и утешая меня.
Не помню, упоминал я прежде или нет, что монастырь наш воздвигнут на скале, нависшей высоко над рекой. Прямо напротив окон наших келий громоздились вершины величественных утесов, достичь которых можно только с риском для жизни.
Поэтому нетрудно вообразить мое удивление, когда внезапно я увидел фигуру человека, что карабкался по склону одного из них. Вот он добрался до вершины, подтянулся на руках и выпрямился, застыв на самом краю.
В наступивших сумерках я не мог с точностью разглядеть, кто или что это. Мне даже почудилось, что один из демонов ада пришел искушать меня, и я осенил себя крестом и сотворил молитву. В этот момент фигура взмахнула рукой, и что-то белое влетело в окно, ударило мне в голову и упало на пол кельи. Я наклонился и поднял предмет. Это был венок из цветов, прежде таких я никогда не видел. Белые как снег, мягкие как бархат, они были лишены листьев и совсем не пахли. Я подошел поближе к окну, чтобы получше разглядеть чудесные цветы… Взгляд мой вновь обратился к фигуре на вершине холма, и я услышал нежный звонкий голос, прокричавший мне: «Это я, Бенедикта!.. Спасибо тебе!..»
О Господи! Это была она… Невинная дева!.. Она захотела отблагодарить и утешить меня в одиночестве и скорби, и ее не устрашили ни крутые склоны, ни одиночество. Значит, она знала о том, что я наказан из-за нее. Она даже знала келью, где я нахожусь. Я видел, как она наклонилась вниз, разглядывая страшный обрыв, над которым стояла. Помедлив мгновение, она махнула мне рукой и… исчезла. Помимо воли я вскрикнул – неужели она упала? Я сжал руками железные прутья оконной решетки и рванул их на себя, но та не двинулась с места. В отчаянии я бросился на пол, стеная и плача, и умолял всех святых защитить и спасти несчастное дитя. Я преклонил колени и молился истово, когда услышал ее голос – Бенедикта подавала мне знак, что спуск закончился благополучно.