Загадочные исчезновения (Бирс) - страница 55

Преступник оглянулся и увидел, что пленил его Бертон Дафф, тюремный охранник, он был бледен как смерть, и лоб его пересекал багровый рубец – след от стального прута, которым был нанесен удар. Больше Оррин Брауэр назад не оборачивался.

Наконец они вошли в город. Окна во всех домах горели светом, но улицы были пустынны. Мужчин в городе не было, остались только женщины и дети. Пленник двинулся прямиком к тюрьме. Он подошел к главному входу, взялся за ручку тяжелой железной двери, сам, не дожидаясь приказа, толкнул ее и очутился в окружении десятка вооруженных людей. И тогда он оглянулся. Но позади никого не было.

На столе, в коридоре тюрьмы, лежало мертвое тело Бертона Даффа.

Джон Мортонсон умер. Все реплики, отведенные ему в трагедии под названием «Жизнь человека», были произнесены, и он оставил сцену.

Его тело покоилось в красивом, красного дерева гробу, в крышку которого было врезано стеклянное оконце. Во всех приготовлениях к похоронам чувствовались столь искренние забота и участие, что, если бы покойный знал об этом, он наверняка остался доволен. Лицо его, различимое сквозь стекло, не отталкивало. Напротив, на нем замерла легкая усмешка – смерть наступила внезапно и безболезненно и потому не исказила его настолько, чтобы мастера похоронных дел не смогли придать ему присущее моменту выражение.

В два часа пополудни должны были собраться друзья, чтобы отдать дань памяти тому, кто теперь не нуждался ни в друзьях, ни в уважении. То той поры каждые несколько минут осиротевшие члены семьи сменяли друг друга, рыдая над бренными останками усопшего, чье лицо было едва различимо сквозь стекло. От рыданий им не становилось легче, не легче было и Джону Мортонсону; но в присутствии смерти разум и здравый смысл безмолвствуют.

Когда сравнялось два часа, собрались друзья, и каждый произнес те слова безутешным родственникам, которых от них требовала обстановка. Затем все торжественно расселись вдоль стен комнаты, отчетливо сознавая важность своего участия в церемонии похорон. Вскоре пришел священник, который в силу своего сана и положения мог рассчитывать на особое к себе отношение, и все внимание переключилось на его персону. Следом явилась вдова, и ее стенания огласили комнату. Она подошла к гробу и прижалась лицом к холодному стеклу, но через мгновение была взята под руки и посажена на стул рядом с дочерью. Печально и тихо слуга всевышнего начал свой панегирик усопшему, и скорбный глас его, сливаясь со стенаниями (вызвать и продлить кои на самом деле и было его целью), то повышался, то стихал, будто надвигаясь и отступая, подобно шуму морского прибоя. И пока он говорил, хмурый день стал еще сумрачнее, облака растянулись по небу, и было отчетливо слышно, как упали несколько капель дождя. Казалось, сама природа оплакивала Джона Мортонсона.